Читать книгу - "Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко"

кафе полно народу в самом что ни на есть трудоспособном возрасте, в основном не едящего, а что-то пьющего, и не видно, что хоть кто-то беспокоится, как бы не опоздать на работу. Как эта их житейская манера на глубинную суть советских людей была не похожа!

Тамошним завсегдатаям гостеприимных уличных столиков в эту ранневесеннюю пору уже и солнечно, и тепло, и сытно и уютно, и их осеняют в красавице-Софии, имеющей своим девизом: «Расте, но не старее», синяя гора Витоша, при социализме застраивавшаяся виллами членов правительства, а теперь и «новыми болгарами», а в чопорном Мадриде виднеющиеся между зданиями дымчатые горы Гарабитас и какие-то горы ещё, с которых в конце тридцатых годов беспощадно обстреливали республиканцев артиллерийские орудия фалангистов.

В Париже тоже тепло и хорошо, хоть девиз его мне неизвестен, если и есть.

Вспомнился мне и настоящий аэропорт Пафос, возле одноимённого города на юго-западном побережье средиземноморского острова Кипр. Взлетаешь курсом на запад, а неподалеку, всего только за синим заливом с тёмным камнем на месте рождения из морской пены богини красоты Афродиты, на южной оконечности четверти или трети длинного острова, остаётся за твоей спиной английская военная авиабаза Акротири с взлётно-посадочной полосой длиною всего лишь 2742 метра, на которую в моём будущем, в 2010 году, мастерски посадил свой повреждённый в бою аэрокосмический МиГ Стах Желязовски. Ах, и красив же этот залив, когда глядишь на него из старого форта в гавани Пафоса против солнышка в штиль на рассвете! А в городском парке, неподалёку от гавани, сберегли мраморную колонну, к которой был привязан святой апостол Павел, когда его бичевали по приказу жестокого римского военачальника…

Или тоже незабываемые виды из кабины поднимающегося пусть и в полдень, скажем, с острова Родос, самолёта на сквозящие в глаза сначала ласково голубые, потом яхонтово-лазоревые, а потом синие, слабо-фиолетовые, нежно-сиреневые плывущие за горизонт дали Эгейского моря. Это в его глубины зримо погружаются самые отдалённые из цепочки Лерадских или — рядом же — гирлянды Южных Спорадских островов, на которых расположен, так кажется сверху, истинный рай земной.

Тридцать семь, говорят, тысяч островов в легендарном Эгейском море! И все поименованы? Тогда кранты штурманам! Там тепло, там всегда тепло, рядом с этой довольно тесной колыбелью эллинистической цивилизации. Какие благословенные и о многом говорящие названия: Циклады, Спорады, Родос, Андрос, Минокс, Наксос, Хиос, Ксерос, Лесбос, Самос… Что и говорить: истинная благодать!.. Там всё-всё рядышком! А неподалёку, за вытянутыми от Турции к центру моря островами Карпатос, тоже знаменитый, легендарный остров Крит со своей наивысшей горной вершиной Ида — средоточие Крито-Минойской цивилизации забытой теперь зодиакальной эпохи Тельца… От культа поклонения Золотому Тельцу — символу той древней эпохи — остался пережиток, знаменитый бой быков в Испании. И ещё остались и развились, размножились повсюду деньги, поработившие, закабалившие человечество и пережитком себя не считающие. Так уж есть. Без пафоса.

На каком-то из бесчисленных проходов по избе вокруг окончательно остывшей печи ноги сами подвели меня к высокому старинному зеркалу, доставшемуся мне недавно и недорого вместе с ветшающим домом. Дом, оставленный переселившимися, надеюсь, в лучший мир хозяевами, был продан мне их сыном, не отважившимся на дорогостоящий ремонт. Думаю насчёт ремонта, а потом десять раз передумываю пока и я, ведь старый дом останется той же избой, сколько ни вкладывай.

Внутри дом оказался уставленным бесценной для коллекционера устарелой, а частью тоже обветшалой деревенской утварью возрастом далеко за сотню, а то и другую, лет.

Дореволюционная икона «Огненное восхождение пророка Илии» в доме, правда, самая обыкновенная, ширпотребовского среднего качества из рук трудолюбивых, но бесталанных ирбитских монастырских богомазов. Вторая — с ликом Богородицы — тридцати- или сорокалетний поблёкший типографский оттиск, купленный единственно в церковной лавке во времена социализма, когда нигде более такие не продавались. Лик Богородицы помещён в оклад из алюминиевой фольги, «под серебро», и под стекло, в глубокую рамку из почерневшего дерева. Из уважения к памяти бывших хозяев и для продолжения оберегания старого дома и скудного хозяйства намоленные поколениями чужих мне людей иконы я сохранил на их месте, в красном углу горницы. Приезжая, затепливаю лампадку. Уезжая, смачиваю пальцы о сосок жестяного, крашеного «серебрянкой» и покапывающего рукомойника, и затем сдавливаю, погашая, тонкий маслянистый нитяной фитилёк.

Теперь я поднял глаза на своё отражение в старом зеркале и замер от неожиданности. Опешил, как если бы в пустой избе налетел на кого-то ещё. Опамятовался, вгляделся с минутку. Хорош, аж глаза зажглись от удивления, когда, упорно размышляя о Борисе, наткнулся сам на себя. Не стал гримасничать перед хозяйским зеркалом, по-актёрски пытаясь изобразить всеми местами лица пафос. Только почувствовал, что действительно очень бы хотел в эту переживаемую мной минуту продиктовать компьютеру, укрытому не в складках абсолютно неуместного на Урале кимоно, а в нагрудном кармане то ли фланелевой, то ли байковой китайской рубашки «Дружба» под пуховым оренбургским свитером, надетым из-за холодов, что в зеркале я увидел отражение призрачной фигуры медленно удаляющегося от меня Бориса, и по всему её складу, по тому, как он слегка ссутулил мускулистую спину, по напряжённому затылку, как если бы он ожидал от кого-то, конечно, не от меня, предательского выстрела сзади, а я в переживаемом им состоянии понял, что… И так далее. Поймал в себе такое желание, но остановился и замер перед зеркалом. Нет, делать этого я не буду. По той главной причине, что такого отражения от Бориса, в моём понимании, в зеркале не может быть — он не умерший. Захотелось большей ясности в этом новом вопросе.

И у древнего зеркала, вспоминая из Соборного послания святого апостола Иакова: «Будьте же исполнители слова, а не слышатели только, обманывающие самих себя. Ибо, кто слушает слово и не исполняет, тот подобен человеку, рассматривающему природные черты лица своего в зеркале: он посмотрел на себя, отошёл и тотчас забыл, каков он. Но кто вникнет в закон совершенный, закон свободы, и пребудет в нём, тот, будучи не слушателем забывчивым, но исполнителем дела, блажен будет в своём действии», я понял сразу несколько вещей.

Русские по обычаю завешивают зеркало при покойнике в доме чтобы, как верят, он не «ушёл» на тот свет через зеркало. Противоречивости в своих действиях и желаниях суеверы не замечают — по сути, стараются, чтобы он не уходил, но желают, всё-таки, чтобы ушёл, зная, что всё равно усопшему надо уходить, раз уж скончался и утратил живой человеческий облик.

Некоторые уточняют, что укрытие зеркала делается для того, чтобы находящаяся при покойнике его