Читать книгу - "Сказание о Старом Урале - Павел Северный"

Оставив Прокопия в Тагиле управлять делами, Акинфий побывал у брата, а из Ревды поехал в Невьянск.

Тройка бежала под луной по знакомым лесным дорогам. На горизонте все еще полыхали отсветы пожаров, запах гари ощущался сквозь смолистый хвойный дух ночного леса.

Уставший от споров с больным братом, Акинфий уснул, хотя любил лесные дороги, когда ночью все знакомое меняется до неузнаваемости.

Разбудил его собачий лай на околице Невьянска. Удивился было молчанию бубенцов, но сразу вспомнил, что сам велел подвязать. Сейчас не до звона!..

Занималось утро. Грозной и мрачной показалась ему Наклонная башня среди темных туч. Колокол и куранты как раз отметили пятый утренний час.

Невьянск уже пробудился. Рабочие, узнавая хозяина, на ходу снимали шапки. Когда тройка остановилась у въездных ворот и сторож как угорелый кинулся к билу, чтобы поднять на ноги все селение, Акинфий остановил его окриком:

– Не смей!

У себя во дворе Акинфий, разминая затекшие ноги, прошел мимо избы Шанежки. Как пусто! Бродили по двору одни куры да голуби. Но в стойлах по-прежнему фыркали кони, а в хлевах пересмеивались доярки.

У черного входа Акинфий столкнулся со старшим кучером Михаилом. При виде хозяина тот утерял дар речи.

Темным коридорчиком, с запахом прокисшего, Акинфий дошел до людской трапезной, разобрал за дверью голос стряпухи Дементьевны. Она бранила конюхов за обжорство:

– Разленились без настоящего дела, бока отлежали, а по целому котлу уминаете. Больше не дам, проваливайте!

Узнав хозяина, все повскакали из-за стола, а Дементьевна запричитала.

– Живы, бездельники?

– Твоими заботами, батюшка!

Дементьевна кинулась было по соседству будить старого Самойлыча.

– Не тронь старика. Шанежку ко мне.

* * *

Акинфий пал на Невьянск как снег на голову. В первый же день побывал на Ялупан-острове, сам повидал согнанных туда наиболее упрямых «молчальников», Шанежку разносил беспощадно. Обнаружил на заводе большие неполадки. Убедился, что дела в его отсутствие велись спустя рукава. От хозяйского разноса приказчик покрылся холодным потом.

Поздним вечером в портретном зале, уже при свечах, Акинфий наставлял приказчика Шанежку. Камердинера Самойлыча он послал в башню за Саввой.

Хозяин мерил зал шагами, заложив руки за спину. Приказчик был белее бумаги, стоя переминался с ноги на ногу. Слишком хорошо он знал, что сулит ему сухость в хозяйском голосе.

– Конюхом тебе быть, а не делами управлять. Мараешь славу старого завода.

– С народом туго приходится. Озверел он. Зубатят в ответ.

– Зубатят? Плетей, что ли, у тебя нехватка? Свою вину на чужие плечи перекидываешь? Хитер, рыжая лиса! Слуги жалуются, что ты, морда наглая, девок во дворец водишь. Ноги чтобы твоей больше во дворце не было. Слышишь?

– Слушаюсь.

– Теперь твердо запоминай, что прикажу. Поутру сам возьмись за дознание на Ялупане. Тамошний смотритель больно жалостлив. Каленым железом молчальников жги, а правду узнай, откуда кто ко мне явился. Сколько сейчас всего на Ялупане?

– Не боле четырех сотен.

– Тех, кто не признается, держи на Ялупане, покуда мой гонец из столицы сюда не прискачет. Получишь от меня знак через брата Никиту – всех упрямцев под башню в казематы сведешь. Тогда на Ялупане годовые избы попали, отсидные ямы засыпь.

– Все исполню. А с теми, кого под башню, что прикажешь?

– А это уж не твоя забота. Там Саввино слово закон. Скоро брат сюда из Ревды наедет с Мосоловым. С Прохором не задирайся, он старше тебя по службе.

– Распорядку его чиниться?

– Смотря в чем. Слушай, о чем скажет, а ладь как сподручнее. Только одному Савве во всем чинись. Его больше брата слушайся.

– С серебром как велишь, кое там в коробах и в гробах?

– И о том Савва позаботится. Сторожам у всех ворот вели ворон ртами не ловить. Чтобы о всяком чужом человеке доносили тебе незамедлительно: судьбу Невьянска тебе вручаю. На заводе о столичном розыске никому ни слова. Оплошаешь – сам себе могилу рой. Понял меня?

– Как не понять!

– Тройку мою после полуночи тихонько подашь. Как уеду – ходи по заводу с веселой рожей, никакой тревоги сам не выдавай и в людях не разводи.

Опираясь на черемуховую трость, на пороге зала появился Савва. Он будто уменьшился ростом и глухо кашлял.

– Мир честной беседе! Наведаться к себе повелел, хозяин?

– Здорово, староста башенный! Ступай, Шанежка.

Старик проводил приказчика насмешливым взглядом.

– Видать, хозяин, насыпал ты ему соли на все места. Совсем притих. А ведь от спеси да от водки вовсе раздулся, башку потерял.

Савва с удовольствием осматривал зал, будто никогда не видел.

– Знатное место! Только всякое слово здесь будто громом отдается. Ежели беседовать позвал, пойдем лучше в отцов покой. Не по себе становится при эдаком богатстве. И глядеть-то на такое отвык.

Демидов взял канделябр.

– И то. Идем к отцу, дед Савва.

Когда вошли в покой Демидова-отца, Савва осенил себя крестным знамением.