Читать книгу - "Дар рыбака - Джулия Р. Келли"

кивает, и он опустошает свой котелок. Надо бы предложить ему чай, но Дороти просто не в силах. Сверток он кладет рядом с кастрюлей на стол.

– Тут еще остатки пикши – я ее разделал на филе. Как ваша лодыжка?

– Лучше, гораздо лучше, – лжет Дороти.

Движет ею нелепый страх – вдруг он попросит показать лодыжку, либо попросит Дороти сесть, а сам встанет на колени, придерживая ее ногу руками.

Но Джозеф лишь кивает.

– Что ж, пользуйтесь тростью, сколько потребуется.

Он оглядывает комнату.

– В окна будет задувать – я переговорю на этот счет с настоятелем.

И он уже опять стоит на пороге.

– Постарайтесь не нагружать ногу, мисс Эйткен. Дороти, – помедлив, тихо добавляет он, будто никто до этого не называл ее по имени, и уходит, не успевает Дороти его поблагодарить.

Джозеф свое слово держит. Дороти даже нравится, что сквозь неплотно затворявшиеся окна в дом проникает свежий морской ветерок и сладковатый запах утесника, однако настоятель говорит, что раз уж домик числится за школой, а школа числится за церковью, то он пришлет кого-нибудь починить рамы. И так выходит, что на утро следующей субботы, когда с блеклого неба моросит серенький дождик, она отворяет дверь и на пороге вновь стоит Джозеф.

Дороти плотно запахивает кардиган и, пригласив рыбака в дом, старательно вспоминает, как глупо чувствовала себя в прошлый раз, и подавляет всплеск радостного смятения. Она ставит чайник на печную приступку и, глядя в окно, пытается поддержать разговор.

– Так откуда вы приехали?

Обернув руку ветошью, Дороти снимает чайник с плиты и заливает листья кипятком, чтобы они настоялись.

«Не обращай внимания на мужские ухаживания», – говорила ей мать, и, видит бог, раз уж опрятные и белолицые мужчины из церкви ей не ровня, то уж рыбак с обветренным смуглым лицом и мягким взглядом ей и подавно не пара.

– Из Эдинбурга, – отвечает она и ставит на стол одну чашку.

– Так у нас, наверное, по-вашему, все шиворот навыворот?

Она неопределенно хмыкает – ни да, ни нет, но скорее да, и проверяет, заварился ли чай.

Джозеф бросает взгляд на сиротливо стоящую на столе чашку.

– Вы не составите мне компанию?

От его внезапной прямолинейности щеки у Дороти вспыхивают, и она, не оборачиваясь, отвечает:

– Нет. Нет, спасибо.

После чего наливает в кувшин молока и ставит его на стол. И хотя ее с самого детства учили соблюдать безукоризненную вежливость, Дороти приносит неожиданное удовольствие ответить чуть ли не грубо.

Рамы нужно будет заменить: от халатного обращения они все разбухли, а изнутри даже начали гнить. «Дело явно не на пять минут», – отмечает он перед уходом и отодвигает чашку; сейчас ему пора на другую работу, но на будущей неделе в субботу он снова придет, и Дороти кивает, ощутив, как что-то внутри всколыхнулось, но тут с досадой понимает, что обрадовалась их будущей встрече.

И еще сильней досадует на себя, когда в назначенный день сознает, что ждет заветного стука в дверь. На ней сегодня синее платье, самую малость сточенное у талии. Дороти оглаживает складки на бедрах, и ей нравится, как оно смотрится, но в ушах вдруг раздается голос матери: «Вообразила из себя невесть что». Это мать подловила ее за самолюбованием перед зеркалом, когда она только пришила на платье кружевной воротничок, подарок от тети, по случаю школьного бала. Когда же Дороти опять его достала, воротничка уже не было, и разрыв у горловины служил свидетельством ярости, с которой кружево сорвали с платья.

Грех тщеславия.

Дороти нарочно переодевается в другое платье и закалывает волосы в пучок, хотя и оставляет выпроставшийся локон у щеки, делая вид, будто ей уже некогда с этим возиться.

Когда же раздается стук, спокойный и неспешный, она слегка подскакивает на месте, но тут же делает серьезный вид и немного выжидает, прежде чем идти к двери. «Настоятель велел проверить каждое окно, – передает ей Джозеф, – и заменить все подгнившие рамы». На сей раз она сразу распознает всколыхнувшееся чувство удовольствия, но лишь сильнее поджимает губы и вновь выставляет всего одну чашку, только теперь с песочным печеньем, еще теплым, только-только из печи.

И между ними устанавливается негласная договоренность. Он приходит поутру в субботу, неизменно и все так же тихо стучится, в руке у него ящик с инструментом, на лице непринужденная улыбка, и, в противовес его все более свойскому тону, Дороти старается держаться безразлично либо односложно отвечать на все его расспросы. Но с каждым разом это все сложнее, и Дороти приятно краем глаза замечать его улыбку, когда она отворачивается намазать маслом хлеб.

Когда его нет рядом, Дороти воображает, как заводит с ним разговор, легко и свободно, даже смешит его, но рядом с ним сердце у нее заходится, а слова упрямо застывают на губах.

Но в глубине души она знает, что им обоим нравится эта игра, его задушевность против ее сдержанности, и Дороти теперь всегда в синем платье, зауженном у талии, а волосы распущены и ниспадают на плечи.

Теперь

Дороти

Спокойный сон Дороти прерывают незваные сны. Она просыпается раньше обычного, зажигает лампу и встает еще затемно. Берется было за отложенное с вечера вязанье, но дело стопорится, и она идет на кухню резать картошку с луком, даже в сад выходит за зимним урожаем капусты, когда на горизонте прорезаются лучи нового утра. Пару дней подряд по окончании занятий она ходила к настоятелю справиться о состоянии мальчика, который по слухам все больше набирался сил; она не видела его с той глупой выходки, но хотела предложить посильную поддержку и помощь.

Позже, закончив с рагу, Дороти накрывает кастрюлю крышкой, заворачивает в полотенце и отправляется вверх по склону. В деревне все уже белым-бело, и обремененное снежными тучами небо не проясняется даже после восхода. Она несет еду в дома призрения, но думает, а почему бы ей не заглянуть по пути к настоятелю. Ожидая у двери, она поднимает взгляд на окошечко детской.

На пороге появляется Дженни, и губы ее лишь долю секунды спустя складываются в некое подобие улыбки. Дороти старается не придавать этому значения.

– Я принесла рагу. Хотела отнести сначала…

– Миссис Грей, право слово, – Дженни тяжело вздыхает и на миг прикрывает глаза. – Очень любезно с вашей стороны, но мы с Мартой вполне справляемся сами.

Она приобнимает руками живот, плотно обтянутый платьем, и жмурится от боли.

– Мальчик очень устал. Нет, он ничего не говорил; нет, нашей речи тоже, видимо, не понимает, но