Читать книгу - "Соловушка НКВД - Юрий Мишаткин"

Два грузина — точнее, осетин и мегрел — общались исключительно на родном гортанном языке, один называл другого Кобой, Сосо, второй — собеседника Лаврентием.

— Плохо выглядишь, Лаврентий. Опять всю ночь провел с очередной любовницей? Умерь пыл, иначе помрешь в объятиях примадонны театра или студенточки.

— Мамой клянусь, на общение с женщинами нет времени. Много работы, редко вижусь даже с Серго, внучками — уезжаю на службу, когда спят, возвращаюсь, снова вижу спящими.

— Раз говоришь, что работы выше головы, хвастайся успехами.

— В последнем квартале перевыполнили план по изъятию врагов. Расплодились как тараканы. Впечатление, что прячутся за каждым углом. Берем одних, на смену сразу появляются новые.

— Это неоспоримый закон диалектики — освободившееся место не бывает долго пустым. Забудь, по крайней мере на время, о женщинах, уделяй больше внимания непосредственно работе. Врагов как внешних, так и внутренних пока еще много, если всех не переловишь, всадят нам с тобой ножи в спины. Давно знаешь «Ежевичку»? Был сладкой ягодой, стал ядовитой.

— Познакомился в тридцать втором, когда он перебрался из Средней Азии.

— Что скажешь о нем? Хочу проверить твою наблюдательность.

— Упрям. Гнет свою линию. Не слушает ничьих, кроме твоих, советов. Излишне горд. Хитер, себе на уме. К подчиненным требователен. Сильно комплексует из-за карликового роста. Встретил меня настороженно, увидел опасного конкурента. Будет нелегко сломать.

— Верю, справишься со своими орлами. Только не переусердствуй, когда станете добывать признания.

— Сделаем шелковым. Все подпишет, на коленях ползать будет, со слезами молить о пощаде.

— Не забудь, имеешь дело со стреляным воробьем.

— Как все смертные боится боли. Когда назначать суд?

— Про суд забудь. Хватит играть в демократию, соблюдение законности, будоражить страну нашими сугубо внутренними делами. Не повторим прошлых ошибок с говорильней на сцене Дома Союзов, трескотней о процессе в газетах, по радио. Суд проведем закрытым. Гласность вредна, накажем виновного без лишнего шума.

— В народе возникнет нежелательный вопрос: куда делся нарком с большими звездами в петлицах?

— Разговоры пресечем на корню. Народ должен трудиться, а не задавать вопросы. До Ежова тысячи сменили шикарные кабинеты на тюремные камеры, бараки лагерей, мундиры и костюмы — на арестантскую робу, ресторанные деликатесы — на баланду, и разговоров не было. Не мне тебя учить, как поступать с болтунами. Народ понимает, что железной метлой сметаем с нашего пути препятствующих походу к коммунизму семимильными шагами, повышению благосостояния трудящихся, развитию индустрии, получению высоких урожаев.

Сталин чуть шевельнул здоровой рукой и завершил трескучую тираду:

— Встречался с главным на сегодняшний день арестантом?

— Много для него чести. Пусть общается с ведущими его дело. Докладывали, что ведет себя, как попавшая в мышеловку тварь.

— Полностью себя исчерпал. Следовало убрать значительно раньше. Ягоду окрестил Ягодкой, его Ежевичкой, а как называть тебя? Мушмулой, Мандарином, впрочем, последнее подходит лишь к китайскому императору.

— Желаю оставаться Лаврентием.

— Могу звать Князем, ведь в твоих жилах благородная кровь князей Дадиани.

— Это Нино унаследовала княжеский титул, а я чистокровный крестьянин.

— Что с родственниками заключенного?

— Жена чувствовала, что ожидает дорогого муженька и предусмотрительно лишила себя жизни, иначе оказалась бы сейчас по соседству с мужем.

— Сделал любовницей?

— Не успел, дорогу перешли Шолохов и одесский жид Бабель. Прежняя жена Титова^[68] сейчас замнаркома земледелия, с бывшим мужем связи не имеет.

— Имел дочь.

— Не родную, взял из приюта, вернули туда, сменили фамилию на Иванову.

— Когда служил под началом Ежова, он опирался на тебя, на кого теперь сам опираешься?