Читать книгу - "Лунный ветер - Евгения Сафонова"

— И не подумаю.

Он схватил меня за плечи, пытаясь убрать с дороги, — и мои пальцы вцепились в дверной косяк, а туфли упёрлись в пол, не позволяя переместить меня ни на дюйм. На миг предплечья сжало так, что я едва удержалась от вскрика, но в следующее мгновение Том опустил руки.

— Отойди.

— Никуда я не отойду, пока ты не убедишь меня, что будешь жить дальше.

На его юном лице, исказив аристократичные черты, отразилось такое страдание, что на миг оно показалось мне бесконечно старым — старше отцовского, старше Гэбриэла, — и упорство, с которым Том хранил молчание, захлестнуло меня отчаянной яростью.

— Почему? Ответь, почему? Почему ты думаешь, что не сможешь без меня жить?! Дурак! — я подалась вперёд, почти срываясь на крик. — Что есть во мне такого, чего ты не сможешь найти ни в ком другом?

Тихий, какой-то безумный смешок, сорвавшийся с его уст, испугал и пронял меня больше, чем если б он закричал.

— Не заставляй меня, Ребекка. Пожалуйста. — Том наконец посмотрел на меня, и в глазах его, засверкавших лихорадочным блеском, читалась мольба. — Сейчас я не могу лгать тебе так, чтобы ты поверила. Не могу сказать правду. Не могу дать клятвы, которую ты просишь, ибо верю в силу клятв. Ты приняла решение не связывать наши жизни, так не мучай больше ни себя, ни меня. Что отныне будет со мной — не твоя забота. — Он снова взял меня за плечи, на сей раз мягко. — Ты не будешь долго горевать. Я выбираю путь слабых, а ты не любишь тех, кто слаб. Забудь меня. Всё равно это единственное, чего я достоин.

Мой злой взгляд скользнул по мягким кудрям, крупными завитками обрамлявшим его бледный лоб — тёмным, почти чёрным… и фантастическая, внезапная, дикая мысль заставила меня оцепенеть.

«Это единственное, чего я достоин»…

Чёрный волк под моим окном. Полнолуние, этим утром подошедшее к концу. Эта странная задержка, когда Том уехал из Ландэна уже давно.

…«приехал сразу, как только смог»…

Кролики, разодранные в ночь, когда Том вернулся из столицы. После того как я ускользнула от ответа на его предложение, оставив его мучиться неизвестностью.

Элиот, убитый нечистью в ночь, когда они с отцом спали под нашей крышей. После того поцелуя в саду, когда я убежала, оставив его терзаться сожалением и раскаянием.

…«если б ты погибла, я бы никогда себе этого не простил»…

Моя исцарапанная дверь… и проливной дождь, который той ночью промочил бы любого бист вилаха до нитки. И тот не смог бы пробраться в дом с улицы, не оставив за собой след из влаги и грязи.

Которого не было.

…«любовь, которой под силу победить всё»…

Странное стремление графа Кэрноу жить в глуши, странный взгляд при виде будущей невестки, и при этом — странная настойчивость на мезальянсе, которым станет брак его единственного сына и вздорной девицы из провинции…

Боги, и почему я поняла это только сейчас? Почему когда-то отмахнулась от этой догадки с такой лёгкостью, почему стремилась подогнать все факты под сказку, которую сама придумала?

— Том, — когда я заговорила, я едва узнала собственный голос. — Скажи мне, прошу… умоляю. — Мне пришлось сглотнуть, чтобы хоть как-то смягчить пересохшее горло. — Почему тебе так нужно, чтобы я стала твоей женой? И тебе, и твоему отцу?

Конечно, эта мысль была лишь мыслью. Безумной теорией, скреплявшей все факты воедино не крепче, чем пара булавок — старую разодранную ветошь. Не говоря уже о том, что для этого мне пришлось снова вспомнить о глупых сказках.

Но это единственное, что могло бы объяснить всё.

Том держал меня за плечи, и взгляд его был одновременно гневным и беспомощным.

— Так отец говорил с тобой? А ведь я просил его не вмешиваться. — Губы друга тронула болезненная усмешка: словно их исказило кривое зеркало. — Ты тоже думала, как это странно… то, что родители всегда знают, что для нас лучше? Все они когда-то тоже были детьми и тоже страдали оттого, что с их желаниями никто не считается. Но потом они вырастают и забывают об этом, чтобы снова и снова, раз за разом замыкать проклятый круг.

— Не уходи от темы. О твоём гениальном самоубийственном плане я догадалась бы и без лорда Чейнза. — Я не могла быть уверенной, что не лгу, однако сейчас это явно было не самым важным. — Есть причина. Помимо той, что ты меня любишь. Я знаю. Я чувствую. Скажи мне, пожалуйста, — то, как тихо прозвучали эти слова, не умаляло их настойчивости. — Я имею право знать, почему мой друг собрался умирать.

Он покачал головой, но по тому, как Том смотрел на меня, я поняла: он знает. Знает, что я знаю или подозреваю, и упорствовать уже нет никакого смысла, — потому что, заподозрив правду, я докопаюсь до неё, так или иначе. И всё равно хочет уйти.

Насколько всё было бы проще, если б не хотел! Если б пытался меня заставить или мною манипулировать, если б хоть на миг подумал о себе прежде, чем обо мне; если б позволил с чистой совестью отвернуться от него, заставил разочароваться, презирать, ненавидеть!..

— Я не хочу, Ребекка. Не хочу давить на тебя этим. Ты слишком добра, чтобы после этого меня отвергнуть, а последнее, чего я хочу в этом мире, — сделать тебя несчастной. — Отпустив меня, Том повернулся боком, снова устремив взгляд в окно. В профиль отчётливо видна была его лёгкая курносость, всегда казавшаяся мне такой милой. — Я хотел, чтобы ты решилась по доброй воле, чтобы действительно захотела попробовать это… стать моей женой. Создать семью, твою и мою. Вырастить из дружбы любовь. Я ведь был бы не самым ужасным мужем, если подумать. — Он мучительно улыбнулся. — Я верил, что однажды ты можешь меня полюбить, а если не сможешь, я бы отпустил тебя. Но если я так противен тебе… я не хочу, чтобы ты ломала свою жизнь из жалости ко мне.

— Говори.

— Мне не нужно исцеление, купленное твоими страданиями. Не нужна жизнь, купленная твоей болью.

— Говори!

Отпусти его, кричало что-то внутри меня. Отойди от двери, раз он так этого хочет, позволь ему уйти; позволь всему просто идти своим чередом, фомор тебя побери!

Но я не могла. Не могла. Потому что никогда себя не прощу, если отпущу.

И это станет тем ядом, что всё равно отравит мне — и Гэбриэлу тоже — всё возможное счастье.

— Пожалуйста. Я должна знать, — вымолвила я едва слышно. — Если ты когда-нибудь действительно считал меня другом… говори.

Том обречённо прикрыл глаза, и я поняла, что победила. Там, где многие на моём месте предпочли бы проиграть.

Глупая, сердобольная, тошнотворно добренькая девочка Ребекка…

— Я — оборотень. Убийца. Нечистое отродье, проклятое богами, фейри и людьми, — с ненавистью выплёвывая каждое слово, произнёс Том. — И лишь брак с той, кого я люблю всем сердцем, поможет снять моё проклятие.

Его слова на удивление мало меня удивили.