Читать книгу - "Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов"

— А что делать с диваном? — поинтересовался Сомов. У него к этому предмету был особый интерес.

— Диваном пусть займутся эксперты НТО здесь, на месте… Не тащить же его с собой на Петровку… И вообще, надо позаботиться о том, чтобы все здесь выглядело так же, как до нашего прихода. Нам, судя по всему, еще не раз предстоит совершать сюда экскурсии.

— Взгляните, товарищ подполковник, — Тихонов извлек из-за шкафа потемневшую от времени, почти черную икону «Богоматерь от бедственно страждущих».

— Икону — тоже на экспертизу. На предмет исследования отпечатков.

— А что вы об этом скажете? — Сомов держал в руках огромный кухонный нож с деревянной ручкой и обрезок свинцового кабеля.

— Где это вы обнаружили?

— Нож — в ящике кухонного стола… Кабель — за газовой плитой…

— Посмотрим, что скажут эксперты… — пробормотал Коноплев. Но он уже не сомневался: убийство коллекционера совершено здесь.

Приехав наутро в управление, Николай Иванович обнаружил на столе акты экспертиз. Быстро пробежав их, он поднялся с места, подошел к окну и, уткнувшись широким с залысинами лбом в прохладное стекло, долго смотрел на улицу. Хотя подполковник всего несколько минут назад вошел в свой кабинет, он вдруг почувствовал себя таким усталым, словно за плечами был целый рабочий день. Ему захотелось покинуть служебное помещение, оказаться там, на воле, вдохнуть, хотя бы глоток свежего воздуха. Мутило, кружилась голова, под лопаткой возникла давящая боль…

Коноплев со страхом подумал: неужели сейчас, когда долгое и трудное расследование подходит к концу, он выбудет из игры и уляжется в постель? Вытащил из кармана стеклянную трубочку, сунул под язык крошечную белую таблетку. Вернулся к столу, сел, подождал, пока в голове прекратится неприятный шум. Снова придвинул к себе акты.

В каморке Петра Антоновича всюду — под обоями, на плинтусах и паркете, на обивке дивана при биологических исследованиях были обнаружены мелкие капли человеческой крови. Эта кровь по группам совпадала с кровью Лукошко и Ольги Сергеевны. Было также установлено: зеленые ворсинки, обнаруженные на одежде Семена Григорьевича в тот день, когда его труп выловили из реки, были от той зеленой ткани, которой обтянут стоявший в каморке диван.

Коноплев снял трубку, тихим, бесстрастным голосом сообщил о полученных данных следователю Ерохину. Тот проговорил: «Ого!» — и изъявил желание немедленно побывать в строении № 13.

— Если не возражаете, часика через полтора, — сказал Николай Иванович. — Нужно срочно отдать кое-какие распоряжения.

Это была отговорка. Никаких распоряжений в данную минуту Коноплев не собирался отдавать. Просто он испытывал потребность посидеть у себя в кабинете в одиночестве, в тишине и как следует обмозговать все то, что удалось обнаружить в комнате бывшего певца.

Николай Иванович вылез из «Москвича», предъявил удостоверение сторожу, миновал красную будку и очутился за бетонной оградой. Когда-то, давным-давно, здесь была господская усадьба; в те времена, должно быть, на клумбах ярко пламенели цветы, дорожки были посыпаны желтым песком, просвечивающий сквозь густую листву дом ласкал взгляд свежей окраской. Сейчас здание, где разместилась психоневрологическая больница, выглядело неказисто: штукатурка во многих местах обвалилась, клумбы превратились в хаотичные нагромождения земли, на дорожках стояли черные лужицы.

Следуя указаниям сторожа, Коноплев обогнул дом и вошел в боковой, явно не парадный вход. По черной лестнице поднялся на второй этаж и остановился у высокой двери, обтянутой потрескавшимся, белесым на сгибах дерматином. Написанное от руки объявление, висевшее рядом с дверью, гласило, что колбасные изделия и консервы больным передавать нельзя, а молоко и кефир — можно. «Что же это я — гостинец позабыл прихватить», — подумал Коноплев, испытав угрызения совести.

Он нажал кнопку звонка, и его тотчас же впустили внутрь. В просторной передней было людно. Слева у окна стоял круглый стол, возле него хлопотали посетители. Они ложками перекладывали содержимое принесенных с собой бутылок и банок в казенные железные миски. В углу жалась к стене стайка людей в байковых халатах.

— Где я могу увидеть врача? — спросил Коноплев у сестры.

— Прямо по коридору. Упретесь в белую дверь.

Врач, дородная женщина с добрым лицом, на вопрос о состоянии здоровья бывшего певца Петра Антоновича ответила:

— Диагноз: прогрессирующая шизофрения. Надежд на полное излечение никаких. Вы хотите с ним поговорить? Можно. Только вряд ли это вам что-либо даст.

— Скажите, а можно узнать, по чьей просьбе человек определен в психбольницу?

Женщина кивнула:

— Конечно можно. Все это фиксируется. Надо только заглянуть в больничную карточку. К сожалению, сейчас это невозможно, карточки у главврача. Позвоните мне завтра, я скажу.

Коноплев едва узнал Петра Антоновича в усохшем старичке с пепельно-серым лицом и потухшими глазами.

— Как ваше здоровье, Петр Антонович? — участливо спросил он.

— Пастилы принес? — отвечал ему хорошо поставленным баритоном Петр Антонович.

Узнав, что пастилы гость не принес, старик потерял к нему всякий интерес. И опять Коноплев побранил себя: «Это ж надо — в больницу и с пустыми руками! Стыд-то какой».

— О вас хорошо заботятся? Кто-нибудь навещает? — поинтересовался он.

Собственно говоря, в этом и заключалась цель его приезда сюда — выяснить, кто и при каких обстоятельствах поместил в больницу Петра Антоновича. На этот вопрос старик не ответил. Взгляд его был устремлен поверх плеча Коноплева. Казалось, он кого-то высматривает там, вдали.

— Нет, его, бедненького, никто не навещает. Один как перст, — сказала проходившая мимо сестра жалостливым голосом. — Ничего, старичок тихий, нетребовательный.

Коноплев сделал последнюю попытку вызвать старика на разговор:

— А вы домой не собираетесь ли? Вам комнату дали. В хорошем доме на седьмом этаже…

В ответ Петр Антонович протянул худую руку, цепко схватил Николая Ивановича за лацкан, притянул к себе и шепотом сообщил:

— На семи поясах бог поставил звездное течение. Над семью поясами небесными сам бог, превыше его покров. На первом поясе небесные ангелы, на втором архангелы, на третьем начала, на четвертом власти, на пятом силы, на шестом господства, на седьмом херувимы, серафимы и многочестия.

— Я вам гостинец пришлю. Сегодня же, — сказал Коноплев, поднимаясь.

Слово «гостинец» Петр Антонович, видимо, знал. Оживившись, он выкрикнул:

— Дай пастилу!

Вернувшись в управление, Коноплев первым делом вызвал лейтенанта Тихонова и, вручив ему пять рублей, велел соорудить гостинец для Петра Антоновича и немедленно отвезти в больницу.

— Главное, чтоб пастила была. И побольше. Хоть из-под земли, а достань, — сказал он.

— Наверное, он вам полезные сведения дал… — высказал предположение Тихонов.

— Еще какие полезные, — ответил подполковник. — Он мне сообщил, что бог поставил звездное течение на семи поясах.

— Чего-чего? — не понял Тихонов.

— Задание вам ясно, лейтенант? Выполняйте.

На другой день Коноплев получил по телефону от врача интересовавшие его сведения. Петр Антонович был помещен в больницу 24 марта, в то