Читать книгу - "Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов"

один день — можете проверить, все участники ансамбля подтвердят.

— Хорошо. Пока оставим это, — сказал Сомов. — Лучше расскажите мне, как вы столкнули под машину гражданина Булыжного, угрожавшего вам разоблачением.

— Кто? Я? Не делал я этого! Поверьте! Я только сказал ему: «Двигай». А он и шагнул…

А вот что рассказал на допросе Иткин. Помочь в ремонте комнаты его попросил знакомый Валера. Этот Валера иногородний, по делам службы время от времени наезжает в Москву. Получить номер в гостинице трудно, вот он и решил оборудовать себе временное пристанище. Дал денег на обои, а также заплатил за работу. Мысль привлечь к этому Голубкова пришла Иткину, когда он вспомнил, что до того, как осесть в ансамбле «Поющие гитары», его приятель малярничал на стройке.

Кеша признался: на одном из допросов он сказал неправду. 3 июня в «Запорожце» кроме него самого и Булыжного находился Геннадий Голубков. В его задачу входило: во время беседы в кафе «Лира» выяснить, что имеет против них Булыжный, и постараться с ним помириться. Он, Кеша, не верит, будто бы Голубков толкнул Булыжного под машину.

О преступлении, которое якобы совершено в строении № 13, он, Иткин, ничего не знает. В то, что сделал это Валера, не верит. Мужик интеллигентный, с положением, при деньгах. Познакомились в «Интуристе», где случайно оказались за одним столом. Фамилии Валеры Иткин не знает, профессии тоже. Описать внешность? Пожалуйста. Среднего роста, широкоплечий. Особые приметы? Пожалуй, только черная борода…

— Докладывай! — вся фигура Ворожеева источала недовольство.

Коноплев сказал:

— Голубков и Иткин в один голос утверждают, что в глаза не видели ни Лукошко, ни Ольги Сергеевны и не убивали их. Кто убил — не знают.

— И ты им поверил?

— Я бы рад не верить, да не могу. Факты, понимаешь, упрямая вещь. День убийства, как мы установили, — 28 марта. Так вот, в этот день Голубкова в городе не было, выступал с концертом в Костроме, что могут подтвердить 250 человек — столько зрителей вмещает конференц-зал в местном пединституте.

— А ты уверен, что убийство было совершено именно 28-го?

— Убежден. Вечером 28-го Лукошко еще был жив, преспокойно сидел в оркестровой яме театра и вел партию первой скрипки в спектакле «Дочь Анго». А 30-го Голубков уже оклеивал комнату…

Ворожеев пробормотал:

— Вот тебе и «Дочь Анго»… Выходит, у Голубкова алиби. Может, Иткин?

Коноплев покачал головой:

— Кеша Иткин — убийца? Этот хлюпик? Не верится. Он, конечно, подонок, но убить двоих людей, нет, на это у него ни сил, ни нервов не хватит. Как говорится, слаб в коленках. Но убийцу-то он, я думаю, знает. Иткин указывает на Валеру как на человека, по поручению которого они с Голубковым приобрели обои… Но сообщенные им сведения до крайности скупы. Познакомились в ресторане. Мужик лет тридцати, с густой черной бородой. В Москве бывает наездами. От личных контактов с Голубковым решительно отказался. Где живет этот Валера, кем работает, какое отношение имеет к Петру Антоновичу и к его комнате, Иткин якобы не знает.

— Словесный портрет Валеры по описаниям Иткина сделали?

— Сделали. Но вполне возможно, что этот портрет так же похож на убийцу, как на нас с вами.

— Сел в галошу с этими преждевременными арестами да еще шутите?!

— Погодите-ка… — проговорил Коноплев. В его памяти вдруг всплыли слова, сказанные полусумасшедшим стариком Петром Антоновичем лейтенанту Тихонову при вручении пастилы:

«Человек лукавый, замысливший зло, а на устах его как бы огонь палящий».

«Прищуривает глаза свои, чтобы придумать коварство, закусывая себе губы, совершает злодейство».

«Разоряющий отца и выгоняющий мать — сын срамный и бесчестный».

«Своя своих не познаша»…

Уж так ли бессмысленна сбивчивая речь Петра Антоновича? А что, если он имел в виду вполне конкретного человека? Того самого, кто беспощадно расправился с несчастным стариком? Комнатенка в заброшенном, обреченном на слом доме показалась ему удобным местом для совершения преступления. И он хладнокровно довел Петра Антоновича до умопомешательства, а затем отправил его в психиатричку. Преступник… Человек лукавый, замысливший зло… придумывает коварство, замышляет злодейство… Разоряющий отца и выгоняющий мать, сын срамной и бесчестный…

Коноплеву припомнилось письмо Петра Антоновича Семену Григорьевичу Лукошко. Тогда, возмущенный поступком коллекционера, цинично выманившего у него драгоценную тарелку с изображением арфистки, старый артист выразил обуревавшие его чувства с помощью библейских текстов. Не исключено, что и сейчас его слова полны смысла. Если догадка Коноплева верна, то убийцу Лукошко следует искать среди людей, близких Петру Антоновичу. Среди тех, кто «своя своих не познаша»…

Первые известия расхолаживали. Выяснилось, что Петр Антонович круглый сирота, если можно так выразиться о человеке, которому уже перевалило за семьдесят. Не было у него ни братьев, ни сестер, а следовательно, ни племянников, ни племянниц. В пору было отступиться, но Коноплев направил Тихонова в театр, где до ухода на пенсию пел Петр Антонович. «Актеры, как правило, долго живут, — сказал лейтенанту Николай Иванович, — не исключено, что отыщешь какого-нибудь товарища Петра Антоновича по юным забавам…» — «Какие там забавы!» — горько усмехнулся Тихонов, живо представив себе жалкую фигуру бывшего артиста, облаченную в выцветший больничный халат. «Вам, молодым, кажется, что у нас, стариков, и молодости не было, и забав…» — нахмурился Коноплев. «Ну, какой же вы старик, товарищ подполковник», — улыбнулся Тихонов и отправился выполнять поручение.

«Улов» его оказался невелик. Говорят, была лет этак двадцать — двадцать пять назад на гастролях в Костроме у Петра Антоновича какая-то любовная история, какой-то пылкий роман, едва не заставивший его уйти из театра. Но артист нашел в себе силы отказаться от личного счастья ради высокого служения искусству.

— Не много же принесло ему его искусство, — сказал Коноплев, мысленно представив себе скудное жилище артиста. — Когда, ты говоришь, это было? Лет двадцать пять назад? Что ж… надо и это проверить. Собирайся в Кострому.

На другой день после отъезда Тихонова в кабинете Коноплева раздался звонок. Лейтенант сообщал, что примерно с полгода назад, а точнее, 3 января, женщина, которую любил Петр Антонович, гражданка Пастухова, умерла — видимо, от сердечного приступа. Стараясь дотянуться до столика с лекарствами, уронила лампу. Возник пожар, от которого сгорел дом. У Пастуховой был взрослый сын, который жил отдельно. На похороны матери не приехал.

Услышав это сообщение, Коноплев сказал:

— Жди… к вечеру буду самолетом. А пока не теряй времени даром: узнай, кому выплачена страховка…

И положил трубку.

Узнав поздно вечером от исполнительного лейтенанта, что страховка выплачена сыну Пастуховой — Шакину Федору Борисовичу, проживающему в Сибирске, Коноплев присвистнул. Он тотчас же припомнил заместителя директора Дома ученых, коренастого здоровяка с загорелым простоватым лицом, завсегдатая туристических походов,