Читать книгу - "Дело N-ского Потрошителя - Наталья Михайловна Дым"

в зверинце, ещё когда в детдоме был и их всей группой возили в зоопарк в Москву. Это было давно, но Санёк на всю жизнь запомнил красавца в роскошной рыже-чёрной полосатой шубе. Помнил, как под ухоженным мехом перекатывались упругие канаты мышц, как яростно хлестал по бокам длинный сильный хвост. А вот чем зверь был недоволен, Санёк не помнил. Или совсем не знал.

Вот таким тигром он себя сейчас и представлял. Правда, без хвоста и не с такими стальными мускулами, ну, может, и не таким красавцем, но определённо зверя он того понимал. Ужасно находиться в тесной клетке, когда неуёмная натура требует действия.

Ну не может он спокойно в тепле и светлоте сидеть, когда Настя там где-то в неизвестности. Ей наверняка требуется помощь. А он, Санёк, даже не знает, что предприняли доблестные органы для её спасения. А у него идей в голове – громадьё!

Например, надо взять вещь какую-нибудь Настину, дать понюхать служебным собакам и обходить все дома. Собаки учуют и начнут лаять. Это так, навскидку.

Можно собрать всех жителей N-ска на площади и объявить о пропаже девушки. Советский народ отзывчивый, непременно поможет.

Эх, жаль, нет такого приборчика, который бы людей искал. Подносишь его к двери или стене, например, а он пищать начинает, если там живой кто. Или вообще – стены как рентгеновским лучом просвечивает. В будущем изобретут непременно! Санёк в этом не сомневался. Легче и лучше в будущем будет жить.

А пока нет таких приборов, Санёк сам готов был весь город прочесать, лишь бы Настю найти. Она ведь товарищ. Хоть и женского пола. И неважно, что Настя красавица и умница, он бы и страхолюдину пошёл спасть. Хотя красивую как-то жальче. Да и спасать немного интереснее.

От нервного напряжения Санёк даже уснуть не мог, хотя от бессонной ночи голова стала гулкой и тяжёлой, а перед глазами прыгали серые мушки.

Ближе к обеду к нему ввалилась полным составом вся опергруппа, работающая по этому делу. Даже Иванов и Ожаров явились, немного позже, правда, чем все остальные, и наособицу как-то.

Санёк в первый момент обрадовался – хоть какие-нибудь свежие новости узнает! – а потом испугался.

– Вы чего все тут собрались? – напустился он на оперативников. – А если Потрошитель вас тут увидит?! На связь не выйдет же тогда!

Иванов вальяжно уселся на единственный приличный стул в комнате, перед этим брезгливо скинув с него носки Санька, и спокойно ответил:

– Так он и не делал же из своего сообщения секрета, верно? Я так понял, он известности жаждет. И точно не будет против, если его послания прочитает как можно больше народу. А передать он их сможет незаметно, даже если тут у вас даже всё НКВД N-ска соберётся.

– Тогда идите Настю ищите, – не успокаивался Санёк. – Чего зря у меня рассиживаться?

Сказал – и сам от своих слов расстроился: а ну как и правда сейчас уйдут и ничего ему не расскажут?! Хоть бы намекнули, что ли.

Иванов насмешливо ухмыльнулся, но не зло, а так, по-дружески.

– Не переживайте, Александр, сейчас уйдём. Только погреемся немного у вас. Просто рядом были, а на улице не май месяц всё-таки.

Настроение у всех было похоронное, только у Митьки почему-то мелькнула на губах лёгкая задумчивая улыбка. Заметив, что Санёк на него смотрит, тот смущённо отвёл глаза и буркнул себе под нос, словно оправдываясь за свою неуместную мечтательность:

– Я про Персию подумал почему-то… Там всегда тепло…

От своих слов Митька смутился ещё больше, а заметив, что все теперь на него смотрят, покраснел густым смуглым румянцем.

Иванов встал со стула, одобрительно хлопнул его по плечу и бросил словно невзначай, явно пытаясь помочь замять неловкую ситуацию:

– Персия – это здорово! И девушки там красивые.

Митька благодарно улыбнулся и кивнул:

– Мне кажется иногда, что я там был… Или мне кто-то рассказывал словно…

Ожаров быстро глянул на Митьку, нервно дёрнул ртом и поднялся:

– Ладно, ребята. Идти надо.

Он вышел за дверь, что-то негромко сказал дежурившим в соседней комнате милиционерам и снова заглянул в комнату. Тяжело оглядел Санька с ног до головы и бросил сквозь сцепленные зубы:

– Не вздумай, Тролев, уйти куда. Нам с тобой возиться некогда.

Санёк возмущённо вскочил:

– Да я!..

– Да ты уже лыжи смазал, – холодно процедил Ожаров, – знаю я вас… газетчиков.

Он круто развернулся на стоптанных каблуках и вышел из квартиры, громко хлопнув входной дверью.

Иванов опять усмехнулся, пожал дружески Саньку руку и вышел вслед за старшим оперуполномоченным. Потом и остальные потянулись к выходу.

А Санёк от досады сплюнул на пол и тут же раздражённо размазал плевок ногой в шерстяном носке. Вот ведь! И не узнал ничего, и на грубость нарвался. Недолго Ожаров был добрым, всё-таки натура у старшего оперуполномоченного очень даже вреднючая.

Заняться было абсолютно нечем. Санёк ещё пометался по комнате, уселся за стол, достал из ящика недописанную статью и попытался сосредоточиться на тексте. Но через минут пять понял, что не в состоянии прочитать и понять собственные же мысли. Он в раздражении отбросил листы и сломанный карандаш и пошёл на кухню. Хоть чаю выпить – всё время сколько-то пройдёт.

На коммунальной кухне было тихо и пусто. Пахло керосином и горелым молоком. На столе стояла красная в белых горохах соседская сахарница. Санёк огляделся по сторонам, приподнял крышечку и, быстро облизав указательный палец, сунул его в сахарницу. И тут же отскочил, словно это не он только что лакомился чужими припасами.

На языке быстро таяли сладкие кристаллики, и настроение чуть-чуть улучшилось. Не от сладкого, он же не ребёнок уже, а просто само по себе. Обязательно что-нибудь произойдёт, что сдвинет дело с мёртвой точки. И Настя найдётся. И злодея они поймают. А Санёк напишет целый цикл статей. И Иванов возьмёт его с собой в Москву. Потому что поймёт, что Санёк – дельный товарищ. И вообще талантливый репортёр. И даже немного писатель, как Максим Горький. Или лучше – Зощенко! Его фельетонами Санёк зачитывался и восхищался от души.

Насвистывая себе под нос «Чижика-пыжика», Санёк набрал в мятый жестяной чайник воды из-под крана и собрался было уже его взгромоздить на примус, когда заметил на кухонном подоконнике сложенный треугольником лист бумаги. Взяться ему там было неоткуда. Хотя…

Может, это Катька-соседка оставила. Они с подружками друг другу записки писали и такими треугольниками складывали. А всем говорили, что им кавалеры пишут. Но Санёк-то знал правду. Его Катька посвятила в эту тайну, даже советовалась,