Читать книгу - "Похищенная девушка - Джозефина Тэй"

– О нет, было еще темнее, если такое возможно.

– Значит, вы вообще никогда не видели дом снаружи?

– Никогда.

– Никогда. Итак, теперь, когда мы с этим определились, давайте обсудим то, что, как вы сказали, вам было видно из окна вашей темницы на чердаке. В своем заявлении полиции вы сказали, описывая то неизвестное место, где вас держали, что подъездная дорожка от ворот к двери «сначала шла прямо, а потом расходилась, окружая дверь по обеим сторонам».

– Да.

– Откуда вы об этом узнали?

– Откуда я об этом узнала? Я это видела.

– Откуда?

– Из чердачного окна. Оно выходит на переднюю часть двора.

– Но из чердачного окна видно только прямую часть дорожки. Остальное загораживает край крыши. Откуда вы узнали, что дорожка расходилась, окружая дверь по обеим сторонам?

– Я это видела!

– Как?

– Из окна.

– Хотите дать нам понять, что ваше зрение работает не так, как у других людей? По принципу ирландских ружей, которые, стреляя, попадают за угол? Или это делается с помощью зеркал?

– Все так, как я описала!

– Разумеется, все именно так, но вы описали двор так, как его мог бы видеть, допустим, человек, заглянувший через ограду, а не стоявший на чердаке. При этом вы утверждаете, что видели двор только оттуда.

– Полагаю, – вмешался судья, – у вас есть свидетель, который может описать вид из окна?

– Два, милорд.

– Хватит и одного с нормальным зрением, – сухо отозвался судья.

– Итак, вы не можете объяснить, как во время беседы с полицией в Эйлсбери вы описали особенность дорожки, о которой никак не могли знать, если говорили правду. Вы бывали за границей, мисс Кейн?

– За границей? – переспросила она; смена темы ее удивила. – Нет.

– Никогда?

– Никогда.

– Не случалось ли вам недавно бывать в Дании? В Копенгагене, например?

– Нет.

Выражение лица ее не изменилось, однако Роберту показалось, что в ее голосе мелькнула нотка неуверенности.

– Вам знаком человек по имени Бернард Чэдвик?

Она внезапно напряглась. Роберту она напомнила насторожившегося зверька. Никаких перемен в ее облике не было. Напротив, она как будто еще больше застыла, прислушиваясь.

– Нет. – Голос ее звучал бесцветно, равнодушно.

– Он не ваш друг?

– Нет.

– Вы, случайно, не останавливались с ним в отеле в Копенгагене?

– Нет.

– Вы с кем-нибудь останавливались в отеле в Копенгагене?

– Нет, я вообще никогда не была за границей.

– Иными словами, если бы я высказал предположение, что вы провели те несколько недель в отеле в Копенгагене, а не на чердаке «Франчайза», оно было бы ошибочным?

– Абсолютно.

– Благодарю.

Как и предполагал Кевин, Майлз Эллисон встал и попробовал спасти ситуацию:

– Мисс Кейн, вы приехали во «Франчайз» на машине.

– Да.

– В заявлении вы говорите, что машина подъехала к двери в дом. Раз было темно, то дорожку и большую часть двора, вероятно, освещали подфарники, если не фары автомобиля.

– Да, – перебила она прежде, чем он договорил, – да, конечно, наверное, тогда я и увидела круг. Я знаю, что видела. Знаю.

Она бросила беглый взгляд на Кевина, и Роберт вспомнил выражение ее лица, когда в тот первый день во «Франчайзе» она правильно опознала чемоданы в шкафу. Знай она, что еще задумал для нее Кевин, она бы не стала так радоваться мимолетной победе.

Вслед за ней показания давала «красотка» Роза Глин, купившая по случаю новое платье и шляпку. Платье было красным, как помидор, а шляпка бордовой с кобальтово-синей лентой и розовым цветком; все это делало Розу еще более цветущей и отвратительной. Роберт вновь с интересом заметил, что из-за того, с каким смаком она говорила, ей не симпатизировала даже самая сентиментальная публика. Аудитории она не нравилась, несмотря на свойственное англичанам неприятие злобы. Когда Кевин во время перекрестного допроса заметил, что на самом деле от Шарпов она ушла вовсе не по собственному желанию, а потому что ее уволили, на каждом втором лице в зале появилось выражение, будто бы говорившее: «Ах, вот оно что!» Кроме этой легкой попытки подорвать доверие к ней суда, Кевин практически ничего не мог с ней сделать, поэтому отпустил ее. Он ждал ее несчастную сообщницу.

Сообщница выглядела еще более несчастной, чем в полицейском суде в Милфорде. Ее явно потрясло более впечатляющее обилие мантий и париков. Полицейская форма – это уже плохо, но по сравнению со здешней ритуальной атмосферой полиция казалась почти родной. Если в Милфорде Глэдис была не в своей тарелке, то сейчас она совсем запаниковала. Кевин внимательно рассматривал ее, анализировал, прикидывал, как ему действовать. Майлз Эллисон, несмотря на терпеливую, вкрадчивую манеру, запугал ее до смерти. Парик и мантия явно ассоциировались у нее с чем-то враждебным, с карающей дланью. Поэтому Кевин стал ее утешителем и защитником.

Те ласковые, нежные, чуть ли не воркующие нотки, которые Кевин умел придать своему голосу, звучали почти неприлично – так думал Роберт, слушая первые слова Кевина, адресованные Глэдис. Тихий, неторопливый голос ободрил ее. Она немного расслабилась, перестала нервно сжимать перила маленькими, худыми руками и медленно положила их перед собой. Кевин расспрашивал ее о школе. Испуг в глазах Глэдис исчез, и на вопросы она отвечала вполне спокойно, очевидно, чувствуя, что говорит с другом.

– Итак, Глэдис, полагаю, вам не хотелось идти сегодня в суд и давать показания против двух женщин из «Франчайза».

– Да, не хотелось. Очень не хотелось!

– Но вы пришли, – сказал он без всякого упрека в тоне, а просто констатируя.

– Да, – ответила она пристыженным голосом.

– Почему? Вы считали это своим долгом?

– Нет. Ох, нет.

– Вас кто-то заставил прийти?

Роберт заметил реакцию судьи на этот вопрос; Кевин тоже, краем глаза.

– Вам кто-то угрожал? – быстро заключил Кевин, и господин судья помедлил. – Кто-нибудь сказал вам: «Расскажешь то, что я велю сказать, или я расскажу про тебя»?

На ее лице возникло выражение надежды, смешанной со страхом.

– Не знаю, – откликнулась она, прибегнув к излюбленному ответу необразованного человека.

– Если кто-то угрозами заставил вас солгать, то это лицо будет наказано.

Такая мысль явно не приходила Глэдис в голову.

– Суд и все эти люди, которых вы видите, собрались, чтобы узнать правду. И господин судья сурово накажет того, кто угрозами заставил вас прийти сюда и говорить неправду. Более того: существует очень серьезное наказание для тех, кто дал клятву говорить правду, но сказал обратное. Но если выяснится, что делают они это под давлением, потому что им кто-то угрожал, то более суровое наказание понесет тот, кто угрожал. Вы понимаете?

– Да, – прошептала она.

– А теперь я выдвину предположение о том, что произошло на самом деле, а вы скажете,