Читать книгу - "Всегда подавать холодным - Макс Александрович Гаврилов"

граф Порядин исчезнет, если, разумеется, не будет убит. – Вновь усмешка скользнула по губам графа. – Это наш с вами последний разговор. Я не хотел бы, чтобы вы считали меня подлым убийцей, поэтому рассказал вам все.

– Вы могли бы пережить свое горе… Возможно, даже вновь полюбить, создать семью и родить детей… Жизнь не всегда бывает…

Порядин не дал ему договорить:

– Каждый сам выбирает, висеть ли ему на кресте или вбивать в него гвозди, граф! Прощайте! Честь имею.

Дверь за Порядиным захлопнулась, и Извольский остался один в звенящей и тишине. Небо в высоком окне затягивалось предрассветной дымкой.

Глава 25

Финальный аккорд

– Сходитесь, господа!

Голос Мишарина эхом отозвался в рассветной тишине. Порядин и Баур начали медленное схождение. Примирения никто не предлагал, Карл Федорович, как бросивший вызов, этим правом не воспользовался, Порядин же, ловко спровоцировавший поединок, по понятным причинам примирения также не искал. От луговой травы поднималась испарина, выпавшая роса вмиг сделала короткие дорожные сапоги Порядина влажными, но он этого не чувствовал. Все мысли графа сосредоточились на одной точке – бледном лице Баура, медленно шагающего навстречу и сжимающего в согнутой в локте руке дуэльный пистолет. Сам Порядин делал шаги, опустив оружие. «Два, три, четыре…» Баур не спеша поднял пистолет… «Пять, шесть…» Вспышка выстрела сверкнула неожиданно, хотя граф и был к ней готов. Пуля тяжело ударила в бок, скользнула по ребру, оставив рваный кровавый след. Стая испуганных птиц вспорхнула с ближайшей повислой березы и, хлопая крыльями, сделала тревожный круг над зеленеющим в утреннем тумане лугом. Порядин пошатнулся и остановился. На белоснежной сорочке быстро разрасталось темно-красное пятно.

– Все в порядке! – Граф жестом остановил доктора и секундантов. – За мною выстрел, генерал! К барьеру!

– Я к вашим услугам! – Голос Баура выдавал досаду и раздражение.

Порядин медленно поднял оружие, сердце бешено колотилось, и казалось, вот-вот выпрыгнет из груди наружу. «Только не промахнуться!» Он задержал дыхание, успокоил сердцебиение, затем медленно начал выдох… На середине выдоха так же медленно спустил курок…

Выстрел оглушил Порядина, в ушах зазвенело, и белое облако пороховых газов на несколько секунд спрятало от него бледное лицо Баура.

– Хох! – По возгласу Мишарина он понял, что попал.

Доктор и секунданты уже были возле упавшего навзничь Баура. Пуля пробила ему грудь, лекарь разорвал на раненом сорочку, генерал был в сознании, но глаза его были совершенно безумны, с губ, перепачканных кровью, слетали лишь отдельные звуки и хрип. Доктор поднял лицо на Ланского и Мишарина и покачал головой.

– Я здесь ничем не помогу. Он отходит.

– Оставьте нас ненадолго, господа, – попросил теряющий силы Порядин.

– Граф, вы ранены, я должен вас осмотреть!

– После, доктор… все после. У генерала мало времени.

Порядин подождал, пока останется подле умирающего один. Он посмотрел в глаза Бауру и увидел, что генерала покидает жизнь. Взгляд был отстраненным и каким-то молящим… Странно, но миг, которого граф ждал долгие годы, не принес ему никакого удовольствия. Ненависть к человеку, лежащему теперь у его ног, которую он подпитывал все это время, словно испарилась.

– Помните ли вы мадам Араужо, генерал?

Ответом был лишь хрип. Баура било словно в лихорадке, Порядин много раз видел эти предсмертные судороги и понял, что наступают последние секунды.

– Надеюсь, вас ждет справедливый суд…

Генерал моргнул страшными, дикими глазами, по телу пробежала еще одна волна, затем веки его широко открылись, он дернулся в последний раз и затих.

Эпилог

Записки графа Извольского на этом обрывались, и мой рассказ на этом мог бы и прерваться. Я не знаю, чем закончилась история Натальи, оставленной графом у постели умирающего Выхина. Мне неизвестна и дальнейшая и без того исковерканная судьба Сомова. Сам Извольский, разумеется, был женат. Жена рано покинула этот мир при рождении моего деда, и имя ее не сохранилось, стерлось утекшим временем. Вполне допускаю, что звали ее Наталья, мне очень хочется думать, что так оно на самом деле и было.

Я закрыл темную, покрытую бурыми пятнами старины кожаную обложку. Неповторимый запах выделанной натуральной кожи… Приятная тяжесть старой, добротно сделанной вещи… Я, как охотничий пес, принюхивался к этому посланнику из начала девятнадцатого века, листы с золотым обрезом приятно поблескивали в лучах падавшего из окна редкого солнечного петербургского света. Вдруг на торце обложки я заметил двойной шов. Между двумя плотными слоями кожи обнаружилось потайное отделение. Я извлек из него сложенное письмо, и сердце мое забилось в предвкушении продолжения истории, рассказанной Андреем Извольским…

Графу Извольскому А. В.,

Санкт-Петербург, Гороховая улица, 18

Здравствуйте, Андрей Васильевич! Вспомните ль меня? С нашей последней встречи минуло более двадцати лет. Как и обещал, дело мое, которому мы обязаны знакомством, доведено теперь до конца. Главный мерзавец, наместник царства Польского, великий князь Константин Павлович Романов вчера умер в городе Витебске от холеры! Собаке – собачья смерть! Я был в числе первых, кто ворвался в его резиденцию – дворец в Бельведерах, но наместника кто-то предупредил – он бежал. Испытываю сейчас лишь одно чувство, досаду… Досаду оттого, что какого-нибудь часа недостало мне, чтобы посмотреть в его испуганные глаза. Вновь провидение…

После нашего с вами расставания в Петербурге и дуэли с Бауром я, как вы наверняка знаете, был ранен. Но даже мое ранение не позволяло нам мешкать, потому как я знал, что, едва Константин узнает о поединке, меня арестуют. Мы с Сомовым (теперь уже могу вам назвать фамилию «Сеньки») покинули Петербург. Рана моя, к счастью, оказалась неопасной, через три дня мы были в Ревеле, где сели на корабль, отправлявшийся в Стокгольм. Мы выехали за пределы России как виконт де Монтрэ со слугой. Эту тайну тоже теперь могу вам открыть, потому как сам Монтрэ пал на славном поле боя у деревни Бородино, обороняя Шевардинский редут. В восемьсот двенадцатом я был принят на службу в шведскую армию под командованием регента Бернадота. Опять провидение! Точнее, его усмешка. Русский гвардейский офицер на службе короля Швеции, в недавнем прошлом – маршала Франции! Мы вступили в войну на стороне России, и вновь я окунулся в этот проклятый, страшный водоворот… Три долгих года… Затем этот комичный маскарад Венского конгресса… Я был тогда в Вене. Сотни дипломатов, их жен, слуг, поваров, парикмахеров… В кофейнях и ресторанах хозяева взвинтили цены, владельцы гостиниц сколачивали состояния. Вся Европа тянулась сюда, чтобы увидеть, как эти августейшие шуты будут делить наследие упавшего с пьедестала Наполеона.

Я же не