Читать книгу - "Всегда подавать холодным - Макс Александрович Гаврилов"

Все пространство зала густо наполняла смесь запахов. Карл Федорович, посещавший балы никак не реже восьми, а то и десяти раз в год, тем не менее никак не мог привыкнуть к этому тяжелому «амбре». Тягучий дух стеарина от сотен горевших в зале свечей, сжигающих кислород, и воска, которым был натерт пол, смешивался с запахом ваксы от вычищенных до блеска сапог офицеров, сотней ароматов надушенных платочков, пудры, дамских румян, пота от разгоряченных танцами кавалеров, и заключал все это безумие запах еды от закончившегося недавно в боковых, примыкающих к залу гостиных ужина. Растворенные настежь стеклянные двери балкона создавали лишь небольшую площадку, на которой можно было глотнуть свежего воздуха. Музыка гремела, и пары кружились в вальсе, проносясь мимо генерала, на лице которого застыла учтивая улыбка. Баур видел счастливое лицо Ольги, кружившейся с бароном фон Лебеком, посланником австрийского двора. Фон Лебек вел уверенно, с прямой осанкой. В безупречном черном фраке и белоснежных перчатках он был похож на ворона, такой же торжественно-строгий и предвещающий дурное. Впрочем, последнее наверняка было следствием нервозности самого генерала. Между тем распорядитель объявил лансье[47]. Баур, еще до ужина станцевавший полонез, польку и вальс, на лансье никого из дам не приглашал, потому и решил выйти на воздух. Он прошел мимо музыкантов, улыбнулся графине Трубецкой, старой, покрытой пудрой даме, при каждом взмахе веера которой от лица поднималось еле видимое глазу облачко пудры, и вышел на террасу.

– Карл Федорович, извольте к нам! – хозяин бала, Ланской, жестом пригласил его за один из столиков, которыми был заставлен подсвеченный огнями сад особняка.

– Сергей Степанович, – начал Баур, – позвольте выразить вам свою благодарность! Изрядно натанцевался, прекрасный зал, и ужин был великолепен!

Ланской поклонился. За столиком помимо него расположились полковник Барятинский, граф Самарин и Людвиг фон Штиглиц, финансист и придворный банкир. Этот последний, небольшой человек с живыми птичьими глазами, тонкими усиками и темными жидкими волосами со следами начинающегося облысения, был интереснейшим персонажем. Бауру было известно, что фон Штиглиц – владелец банкирского дома своего имени, смекалистый, удачливый и умнейший коммерсант, к тому же в высшей степени человек честный. Векселя Штиглица принимались в Петербурге как наличные деньги, это был банкир, которому прочили самое радужное будущее. Баур представился барону, с остальными он был знаком.

– Карл Федорович, как здоровье великого князя?

Баур терпеть не мог формальные светские разговоры, досужие вопросы, призванные соблюсти приличия и отдающие дань этикету, тем не менее ответил подчеркнуто учтиво:

– Его высочество здоров. Выехал на две недели в Гатчину, посему у меня образовался отпуск. – Он улыбнулся и расстегнул ворот мундира.

Лакеи подали кофе и сигары, зажгли свечи на столах и покрыли их стеклянными колпаками от ветра. По террасе потянулся ароматный дым филиппинского и кубинского табака. За огромными окнами звучала музыка, проносились фигуры в белоснежных платьях, мелькали открытые плечи дам, гвардейские мундиры, черные как смола бальные фраки кавалеров, руки в тонких шелковых перчатках, лежащие на золотых эполетах, и высокие прически, убранные драгоценными камнями и жемчугом… И все пролетало, проплывало и уносилось прочь с какой-то необъяснимой легкостью, чтобы появиться вновь через какое-то время…

– Как дела в Финляндии, Сергей Степанович? Я слышал, много трудностей у войск? – Баур отвлекся от окон и повернулся к столу.

– Трудности есть, это правда, – вздохнул Ланской. – Финны партизанят умело, шведы за основу взяли высадки десанта. Беспокоят с моря.

– Да это ненадолго, господа, – полковник Барятинский встал с кресла и взял из коробки сигар длинную «Вегуэрос», – корпуса генералов Багратиона и Шувалова со дня на день отправятся туда, и все будет кончено.

– Надеюсь, что так оно и случится, – Ланской задумчиво качнул головой, – если, разумеется, все не решится раньше. Видите ли, в Швеции зреет переворот. Все идет к тому, что Густав потеряет престол.

– Да уж, господа, в веселенькое время живем! Короны в Европе с голов как зерна с колосьев сыпятся… Под молотилкой.

– Вот помяните мое слово, – Барятинский поднял вверх ухоженный палец, – не пройдет и трех месяцев, как Финляндия будет частью России! А шведов заставим присоединиться к блокаде Британии! Вот и узнают, что значит на Россию руку бесноватую поднимать!

– Россия не выдержит долго такового исхода, – тихо произнес фон Штиглиц.

Все перевели взгляд на него.

– Что, простите? – переспросил Барятинский.

– Я сказал, господин полковник, что Россия экономически долго не выдержит этой блокады. Об этом говорят биржевые цены. Блокада нарушает торговый баланс государства и вызывает рост цен, и, как следствие, – он сделал паузу, – как следствие, русский рубль теряет в цене.

Барятинский смотрел на фон Штиглица как солдат на обнаруженную в складках подштанников вошь. Презрительно, недоуменно, недоверчиво и ошарашенно. Выглядело это весьма и весьма глупо. Баур и Ланской с интересом ждали продолжения разговора.

– Вот и я говорю то же самое! – подал наконец голос граф Самарин. – На какого черта, спрашивается, мне эта блокада, ежели на двух моих мануфактурах не стало шерсти и сукна? И почему мой сосед, купец первой гильдии, кстати, не может теперь продать сотни пудов дегтя, коими у него полны все склады?

Фон Штиглиц улыбнулся и поднял брови, дескать, это как раз то, о чем я и говорил! Барятинский, ни черта не смысливший в биржевых ценах и торговом балансе, как в материях неощутимых, к счастью, прекрасно смыслил в сукне и шерсти, материях, которые составляли изрядную часть его армейской жизни.

– И то ведь верно, пару месяцев, как зимних шинелей со складов ждем, так я и не думал, из-за чего не дождемся никак!

– Теперь вообразите, господин полковник, что товаров, необходимых государству и не получаемых от Англии, наберется не одна сотня. Перечислять не стану, сами можете без труда представить. Долго ли мы протянем таковым образом? Разумеется, спустя время мы сможем все товары, которые недополучаем, производить сами, но на это уйдут годы! И миллионы рублей. Есть ли в казне такой запас свободных денег? – фон Штиглиц усмехнулся и встал. – Простите, господа, объявили котильон[48], а я обещал его княжне Грудзинской.

Фон Штиглиц откланялся и удалился. Минуту спустя откланялся и Самарин. Ланской задумчиво попыхтел сигарой:

– Все верно изложил барон… И войска пошли в Швецию неспроста. Нам нужно закончить эту войну как можно скорее…

«Пока не началась другая», – чуть не произнес Баур. Находясь при дворе не первый год и обладая придворным чутьем, ничуть не уступающим чутью охотничьего пса, Карл Федорович давно понимал, к чему идет дело. Слухи о большой европейской заварухе ходили в коридорах императорского дворца,