Читать книгу - "Чужая ноша - Марина Владимировна Крамер"

— Тогда подпишите, и можно этапировать в Хмелевск, там ждут.

— Анфиса Леонидовна, а скажите-ка мне честно, у вас все в порядке? — вдруг спросил он, и Анфиса вздрогнула.

— Да… а почему вы спросили?

— Слишком вы торопитесь с этой экспертизой, а всего неделю назад подобной прыти я не наблюдал. На вас давят, Анфиса Леонидовна?

— Что? — натянуто рассмеялась она, сразу почувствовав фальшь в своем смехе. — Как на меня можно давить? И кому это вообще…

— А ну-ка, прекратите эту комедию! — вдруг хлопнул по столешнице начальник, и Анфиса от неожиданности и резкого звука умолкла на половине фразы. — Мне сегодня звонили из отделения полиции, вы отключили телефон, а вас разыскивал какой-то следователь Мамонтов!

Тут у Анфисы нехорошо ухнуло сердце — Мамонтов не мог звонить, чтобы просто поболтать, значит, что-то случилось.

— Ну, будете рассказывать? Вон, лицо как бумага сделалось! — Начальник дотянулся до графина с водой и налил в стакан, протянул ей: — Вот, выпейте. И давайте начистоту — старший Санников снова к вам приходил?

Анфиса пила воду, цокая о край стакана зубами, и мучительно пыталась выдумать предлог, под которым сможет встать и выйти из кабинета, включить телефон и позвонить Мамонтову.

— Это ерунда, никто ко мне больше не подходил. Просто решила не затягивать с экспертизой… там ведь следствие идет, его показания нужны. Можно я пойду? — Она встала и поправила халат.

Начальник только рукой махнул, признавая бесполезность дальнейших расспросов.

Анфиса постаралась выйти из кабинета спокойно, но, едва закрыла дверь кабинета, опрометью бросилась к себе, выхватила из ящика стола телефон, включила, и тут же посыпались сообщения о неотвеченных звонках.

«О черт… наверное, что-то важное произошло, раз он столько раз звонил», — подумала она, набирая номер Мамонтова.

— Игорь Евгеньевич? Здравствуйте, это Жихарева. Простите, что не отвечала, нам во время работы телефон нужно отключать…

— Анфиса Леонидовна, — прервал поток извинений следователь. — Мне нужно, чтобы вы подъехали…

Она почувствовала, как из-под ног уходит покрытый линолеумом пол кабинета, и не сразу поняла, почему сидит у ножки стола, неловко согнувшись и почти касаясь лбом этих дурацких коричнево-красных клеток.

«Ее больше нет… ее больше нет, он действительно нашел ее только мертвой…»

— Анфиса Леонидовна… — звучал голос Мамонтова из валяющейся рядом с ней трубки. — Анфиса Леонидовна, с вами все в порядке? Вы слышите меня?

Она его слышала, но вот сказать не могла ни слова, даже сбросить звонок не могла, не могла оборвать поток этих его вопросов. С трудом справившись с собой, она протянула руку и подняла телефон, прижала к уху.

— Да… я вас слышу… — выдавила хрипло, и Мамонтов повторил:

— Вы должны подъехать на опознание в морг.

— Хорошо, я подъеду.

— Если вам тяжело, может подъехать кто-то из родственников.

— Кто?! — крикнула Анфиса. — Пожилой отец или мать после перенесенного инфаркта? Кто может подъехать?!

— Успокойтесь… я понимаю, это тяжелая процедура…

— Я ее уже проходила! — отрезала она, чувствуя угрызения совести — он-то в чем виноват. — Когда я должна подъехать?

— Если можете, то сегодня.

— Хорошо. Я еду. — И она сбросила звонок.

Анфиса уже не помнила, как все было в тот день, когда она приезжала сюда опознавать тело Гриши, память как будто заблокировала этот момент, и сегодня она словно проходила все впервые, хоть и сказала Мамонтову, что это не так.

Но все было совершенно иначе, и даже то чувство, с которым она ехала в морг, никак не напоминало пережитое много лет назад. Анфиса переживала не за себя, она всю дорогу мучительно соображала, как ей сообщить о произошедшем родителям. Почему-то у нее ни разу не промелькнула мысль, что это может оказаться вовсе не Олеся, какая-то незнакомая женщина, схожая по приметам с сестрой. Как будто брошенная дежурным фраза «Мамонт никого живым не находил» абсолютно исключала такую возможность.

Поэтому, когда санитар привычным жестом открыл лицо лежавшей на каталке, Анфиса уже не сомневалась — это может быть только Олеся.

И это действительно оказалась она — неожиданно совсем маленькая, какая-то болезненно хрупкая, хотя в жизни такой никогда не казалась. Но это совершенно точно была Олеся — ее волосы, ее лицо, ее руки с нежно-розовым лаком на ногтях. Ее шрам от удаления аппендикса — довольно большой, с заметным утолщением в том месте, где стояла дренажная трубка — аппендикс лопнул прямо во время операции, и, опасаясь перитонита, врач вставил дренаж. Нет, это не мог быть никто другой.

И только страшная фиолетовая полоса на шее, словно перечеркнувшая, разделившая ее на две части…

— Что это? — указав на полосу, спросила Анфиса.

— След от веревки, — негромко произнес стоявший за ее спиной Мамонтов.

— Ее… задушили?

— Да.

— Только задушили или… — произнести вторую часть вопроса Анфиса не смогла, ей казалось немыслимым уже то, что кто-то смог накинуть удавку на эту тонкую шейку и тянуть до тех пор, пока Олеся не перестала дышать, а уж спросить, не случилось ли еще чего, она в себе сил не нашла.

— Нет, ее не изнасиловали, просто задушили.

Анфиса отвернулась и пошла прочь из этого мрачного помещения. Она, человек, годами наблюдавший и беседовавший с убийцами разной степени извращенности, с открытыми садистами, любившими в красках описывать свои деяния, никак не могла привыкнуть к тому, что есть еще и их жертвы. Такие, как Олеся…

— Анфиса Леонидовна! — окликнул ее Мамонтов. — Вы протокол не подписали.

Она почти наугад поставила подпись в протянутом ей листке и, не попрощавшись даже, вышла из морга, села в машину и уставилась в лобовое стекло. Надо ехать к родителям и как-то сообщать им новость о том, что все их ожидания закончились, а надежды на хороший исход не оправдались. Но Анфиса понятия не имела, как, какими словами начать этот разговор, как вообще можно сказать их родителям, что их дочери больше нет? Как такие новости сообщают врачи в отделениях, например? Им, наверное, проще, потому что умершие пациенты не являются их родственниками, как и те, кому они эти новости сообщают, и это, скорее всего, облегчает им задачу.

Перед ней же будут сидеть мама и папа, и она просто не представляла, как открыть рот и, глядя им в настороженные и ждущие лица, произнести вот это — «Мама, папа, Олеси больше нет».

Полина

К первому допросу Санникова она готовилась тщательно. Ей очень хотелось сразу припереть его к стене фактами и не дать возможности выстроить какую-то более-менее внятную модель поведения, хотя на успех