Читать книгу - "Всегда подавать холодным - Макс Александрович Гаврилов"

– Послушай, любезный! А отец Михаил все еще служит в храме? – спросил он у ямщика, выпрягающего гнедую из двуколки.

– Так точно, барин, служит, – по-солдатски ответил ямщик и перекрестился, повернувшись к храму. – Болел по весне дюже, но Господь смилостивился, дай Бог…

Сомов не верил в Бога. Уже не верил. Есть ли Господь там, на небе, когда здесь, на земле, среди чад его, творится такое? Где же был Бог, когда его, оклеветанного, опозоренного, лишили всего, что у него было? За что? За какие грехи? За службу долгую и добросовестную? Где был Бог, когда он, разжалованный в солдаты, на поле боя лез в самое пекло, не раз совал свою голову в такие адские печи, куда и дьявол чертей не пошлет? Когда он страстно желал одного – заслужить пролитой кровью прощения! Заслужить или умереть. Тогда Сомов мечтал показаться на глаза отцу восстановленным в дворянстве, чине и вымолить, ползая на коленях, его прощение. И как же распорядился его деятельным раскаяньем Бог? Сомов усмехнулся и достал часы. Без четверти полдень. Пора.

Он не спеша перешел улицу и едва успел расположиться на скамейке под липой, как услышал стук колес. Экипаж он узнал сразу. Все тот же мальчишка на козлах, только теперь не в ливрее, а в дорожном форейторском[36] костюме, черная карета с закрашенным на дверце гербом и четверка прекрасных ганноверских лошадей. Сомов подождал пару минут, огляделся, нет ли за каретой любопытствующих, и подошел к форейтору.

– Хозяин не приедет, он велел передать вам это. – Юноша протянул Сомову конверт, запечатанный сургучом. Сергей осмотрел печать. Герб, очевидно, был намеренно приложен к сургучу несколько раз, чтобы разобрать его было невозможно. Он скривил губы и качнул головой.

– Еще что-нибудь велел передать?

– Никак нет, барин. Велел сразу уезжать.

Карета тронулась, и Сомов остался один. Он вернулся на скамейку и сломал печать.

Вы наделали много лишнего шума. Оставайтесь там, где остановились. Вас, очевидно, разыскивают, и появляться у меня слишком опасно. Все завершится третьего дня. Вы будете нужны завтра вечером, приходите, как стемнеет, с черного хода, ключ найдете в конверте. Третьего дня утром будьте готовы покинуть Санкт-Петербург.

Сергей вытряхнул на ладонь ключ и опустил его в карман. «…Будьте готовы покинуть Санкт-Петербург». Итак, менее чем через два дня он будет неплохо вознагражден и сможет выбирать, где ему далее жить… Сомов давно отбросил варианты проживания в Пруссии, Австрии и на Балканах. Германцы раздражали его своей прижимистостью и привычкой на всем экономить, все их курфюршества[37] как одно были похожи на прусскую казарму, с палочной дисциплиной, бесконечными правилами, предписаниями и рескриптами[38]. Особенно живописно о прусском характере рассказывала одна история, услышанная им от офицеров. В тысяча восемьсот шестом, когда армия французов уже подходила к Берлину, Наполеон со своими маршалами остановился на ночлег в Потсдаме, во дворце Фридриха Великого, Сан-Суси. Они шли по залам дворца, наспех покинутого хозяином, обстановка и все вещи оставались на своих местах, как будто король Пруссии вот-вот вернется. За этой процессией блестящих офицеров и императора Франции бежал… лакей. Он пристально следил, не тронет ли кто из них чего-либо из дворцовых безделушек, а когда Мюрат взял с каминной полки табакерку, лакей с выпученными глазами принялся объяснять, что трогать руками во дворце ничего нельзя. Мюрат ни слова не понимал, горячился и грозился разрубить лакея напополам, когда Наполеон попросил Коленкура спросить дурака, чего же тот хочет. Лакей, испуганный до смерти, бормотал, что его работа – следить, чтобы все во дворце оставалось как есть, и что ему не поздоровится, если он плохо выполнит порученное ему дело. Бонапарт расхохотался и спросил:

– А не кажется ли тебе, что в целом королевстве уже ничего не останется как есть, поскольку армия Франции разгуливает по улицам Потсдама, а завтра будет в Берлине?

Этот лакей в сознании Сомова был общим собирательным образом всех пруссаков, а отчасти даже австрийцев. Вместо голов у них одна сплошная инструкция.

Балканы не привлекали близостью к России, где ему никакой спокойной жизни не устроить. Перебрав в уме еще с десяток стран Европы и даже поразмыслив над совсем уж экзотическим вариантом – Новым Светом, Сомов остановился на Швейцарии. А что? Выбрать какой-нибудь французский кантон[39], вложить деньги в доходный дом…

От этих мыслей Сомова отвлек вышедший из храма священник. Сергей сразу же узнал отца Михаила, постаревшего, высохшего, с длинной седой бородой. Он не спеша благословил нищих, сидящих на паперти, перекрестил прихожан, стоящих тут же, у входа, и направился туда, где на скамейке располагался Сомов. «Ну уж нет, никаких больше священников!» – подумал Сергей и поспешил в противоположную сторону.

Осталось решить, как выехать из России. Еще с десяток лет назад, при Павле, выезд за границу для дворян был возможен лишь по личному разрешению императора. В этом отношении Сомову повезло. При Александре выезд стал возможен по заграничному паспорту, который с прошлого года выдавался не губернаторами, а высшими чинами империи. Проще говоря, заграничный паспорт Сомову не светил ни при каких обстоятельствах. «Жаль, а ведь во французских кантонах Швейцарии я бы запросто сошел за своего», – с усмешкой подумал он. Не успела эта язвительная усмешка сойти с его лица, как вдруг его осенила мысль. Он остановился. Ну конечно! Монтрэ! Ведь у него, как у подданного Франции, наверняка есть паспорт! Мысль была настолько удачной, что Сомова охватило волнение и пересохло горло. Он вновь достал из жилетного кармана часы. Монтрэ как раз должен вернуться с дежурства. Сомов торопливо огляделся и окрикнул ямщика.

…Сергей застал Жиля за обедом. В гостиной был накрыт стол, Монтрэ отдавал должное огромному венскому шницелю с артишоками и домашним сыром, при виде вошедшего Сергея он распорядился подать еще приборы.

– Bonjour, Serge![40] – улыбнулся он, вытерев губы салфеткой. – Dînez avec moi![41]

– S‘il vous plaît, Montreux, parlez en russe. J’ai appris le français depuis longtemps[42]. – Сомов опустился на стул напротив и налил себе бургундского, затем выпил бокал залпом.

– У вас что-то случилось? В обед столько пьют либо по случаю, либо с расстройства. – Он сделал глоток и вопросительно посмотрел на Сомова.

– У меня к вам очень серьезный разговор, Монтрэ. Даже более того, просьба.

– Просьба? Я думал, мы вчера уже покончили со взаимными просьбами, Серж.

– Послушайте, Жиль, ведь вы были в схожих обстоятельствах… Вам тоже приходилось бежать из страны, в которой вы