Читать книгу - "Всегда подавать холодным - Макс Александрович Гаврилов"

вспотевшую шею, – что не может собака учуять его, и все тут! Тогда необходимо набросить!

Граф вопросительно посмотрел на Федора Петровича.

– Помочь псу. Поднять первого в его жизни зайца самому и показать, кого нужно преследовать! Хо-хо, граф, вот тут вы и услышите впервые эту песню русской псовой охоты! У каждого выжлятника свой голос, не похожий ни на чей другой! Переливистый или резкий, глухой или звонкий, с хрипотой или… Короче, гонный голос русской гончей! Удивительная порода! Гончие уникальны тем, что могут одновременно бежать быстрее ветра и лаять, гнать зверя! Очень сильные легкие!

Извольский не заметил, как они оказались внутри псарни. Ахте уже не говорил, кричал, перекрикивая многоголосый собачий лай полусотни гончих, разделенных в клетях с добротным дощатым полом. Рыжие, пятнистые, бело-черные и бело-рыжие псы заливисто лаяли и махали тонкими хвостами, признав хозяина.

– Вот тут полугодовалые. – Ахте остановился у последней клети. На Извольского глядели четыре щенячьи морды, пытались просунуть влажные черные носы сквозь прутья. – Советую вам, граф, начать именно с них. Фрол доставит куда скажете. О цене сговоримся, лютовать не стану.

– Благодарю вас, Федор Петрович! Воспользуюсь вашими советами с благодарностью. – Он с учтивым видом кивнул.

– Сейчас покажу еще борзых, они в отдельном подклетье. Их у меня…

Его оборвал вбежавший на псарню Фрол:

– Барин! Барин, беда! Расшива с мукою на мель села, да течь пошла в трюме-то! Тонет расшива-то!

– Николая домой отвези, я на пристань!

– Сделаю, Федор Петрович!

На пристани они пробыли до самого обеда, отставной майор бегал по настилу причала, истово командовал выгрузкой из трюмов подмокшей муки, сам руководил внутренним ремонтом накренившейся расшивы и вычерпыванием воды. Извольский с интересом наблюдал за деятельным и энергичным помещиком, так не похожим на тех, которых он встречал ранее. Через пару часов расшива перестала крениться на левый борт, внутри гулко стучали молотки, работники конопатили щели. Понемногу суета отступила с причала, подмоченную муку Ахте распорядился раздать по хозяйствам, сухие, не пострадавшие от воды мешки отправились обратно в амбары. Ахте устало зачерпнул из реки воду, умыл лицо.

– Это та самая? – кивнул на расшиву Извольский.

– Она… Точнее, он. Водоход. Нагрузили излишне, вот и присел. Похвастать не вышло. – Он устало улыбнулся.

– Я вчера был впечатлен этим человеком. Кулибиным.

– Есть чем впечатлиться. Я его давно знаю, меня с ним познакомил мой давний знакомый, некий гусарский майор, Левин. – Ахте вздохнул. – Вот не поверите, приезжает старик редко теперь, возраст почтенный, но как приедет – так обязательно чем-нибудь и удивит. Хотя, казалось бы, уже и нечем, а все одно удивит! Великий ум!

– А познакомились в Петербурге?

– Да, разумеется, я тогда служил при наследнике, Павле Петровиче, в Гатчине.

– А этот Левин, гусар, он изобретательствовал тоже в Гатчине? Вы были друзьями?

Ахте пристально посмотрел на графа. С минуту он молчал, потом вновь зачерпнул из реки воды и вновь умыл лицо. Вытираться не стал, так и стоял, глядя на водную гладь, капли с лица падали на сорочку и пыльные сапоги. Наконец он повернулся.

– Вы не за гончими сюда приехали, так?

На лице Извольского застыло изумленное выражение.

– Вы ни черта не смыслите ни в охоте, ни в гончих, это я понял сразу. Интереса в ваших глазах там, на псарне, я тоже не увидел. Я не говорил, что Левин изобретательствовал, но вы это знаете. И еще вы спрашиваете о нем в прошедшем времени, стало быть, знаете, что Левин мертв. Кто вы и что вам угодно?

Вот и закончилось его инкогнито. Один глупый и непродуманный вопрос – и все! Все летит к чертям. Выхин бы сейчас рассмеялся и был бы, несомненно, прав! Мальчишка!

– Федор Петрович… Я прошу прощения за этот фарс, но…

– Кто вы?!

– Я действительно граф Андрей Васильевич Извольский, следственный пристав Управы благочиния.

Ахте глубоко вздохнул и закатил вверх глаза.

– Что вам угодно?

– Прошу вас, выслушайте меня! Я веду дознание по делу об убийстве ротмистра Валевича, графа Штейна, ротмистра Глинича и майора Левина.

Лицо Ахте сделалось мрачным и непроницаемым. Он смотрел в одну точку под ноги Извольскому и молчал.

– Мне известно, что эти смерти связаны. Также известно, что в восемьсот четвертом году вы все были заточены в Петропавловскую крепость. Никаких документов ни в военном ведомстве, ни в Управе благочиния по вашему делу нет. Все жертвы связаны только этим делом. Четверо из них уже мертвы, о двоих пока ничего не знаю, запросы только отправлены. Вам угрожает опасность, Федор Петрович! Тот, кто убил ваших товарищей, придет и за вами. Помогите мне найти его! За что вас посадили в крепость?

Ахте выслушал эту речь, в которой Извольский подбирал каждое слово, молча. Казалось, он отрешен от всего происходящего. С минуту он молчал, очевидно обдумывая резоны графа, затем начал мрачным механическим голосом:

– Все, что я вам сейчас скажу, будет последним, что вы от меня услышите. Вы сказали, что он придет за мной? Я вас удивлю, потому как он уже приходил… Имени его я и сам не знаю. Ни его примет, ни его описания, ни сути дела восемьсот четвертого года вы от меня не получите. Потому как я дал ему слово молчать. Молчание – драгоценность, иногда оно стоит жизни. Я купил свою жизнь за молчание. Скажу одно: он не убийца, он – палач. И убитые вовсе не мои товарищи, как вы изволили их назвать. Они – мерзавцы и все как один заслужили смерти. Как и я, очевидно… Только я свои грехи еще надеюсь отмолить, искупить перед Господом. Есть у меня на то великая надежда! А теперь, граф, уезжайте! Я боле не желаю видеть вас на своей земле.

– Но Федор Петрович…

– Довольно, граф. Мы закончили. Уезжайте! – Ахте повернулся и пошел прочь.

Через два часа верстовым столбам Извольский потерял счет. Карету качало на ухабах, он пытался заснуть, но сон не шел. Андрей прижался лбом к холодному стеклу окна и представил море. Опустошение, вызванное глупым провалом, потихоньку отступало. Остались двое из семи узников. Необходимо узнать, что с ними. По приезде он непременно это сделает. Докопаться до сути происходящего теперь было делом принципа.

Глава 22

Вызов

Было без малого десять часов вечера, когда генерал Баур, утомленный получасовой мазуркой, стоял опершись плечом на рифленую колонну бальной залы в особняке Сергея Степановича Ланского. Сам хозяин, советник коллегии иностранных дел, служил теперь в Финляндии и состоял при генерале Буксгевдене для особых дипломатических поручений. В отпуске, выпавшем, по