Читать книгу - "Всегда подавать холодным - Макс Александрович Гаврилов"

Помню, всегда во мне страсть к времяисчислительным снарядам жила. Тогда у нас в Нижнем только у богатых купцов часы были, сплошь швейцарские и германские… Завораживали они меня тиканьем мерным и боем музыкальным. Я тогда к часовщику Лобкову подмастерьем и пошел. Отработал больше года честно, а потом выкупил станочек пилильный сломанный, перебрал его шестерня к шестерне и начал сам часы-то мастерить. И зародилась мысль во мне: «Отчего ж не сделать мне часы не хуже иностранных, да такие, чтобы и императрице не стыдно было в дар поднести!» Захватила меня мысль сия, да так, что зубы ломило! – Старик усмехнулся и медленно выпил рюмку наливки. – Три года ушло на часы эти. Размером с гусиное яйцо, четыреста двадцать семь деталей, на исходе каждого часа открываются крохотные дверцы и показывается пещера с Гробом Господнем, подле него два стражника, кои при появлении Ангела падают ниц, затем звучат колокола и трижды звучит пасхальное песнопение. Посему солгал ваш батюшка, граф, лишь в одном: петухи в этих часах не кукарекают! – Кулибин ловко опрокинул еще рюмочку.

– Что же дальше было, Иван Петрович? – Извольский искренне желал продолжения удивительного рассказа.

– Матушка-государыня путешествовала по волжским городам, к нам в Нижний тоже заглянула. Меня губернатор ей представил как ремесленника, я ей часы-то эти и поднес в подарок. Сердечная была она, матушка наша… Подарок мой ей по душе пришелся. Мне было предложено место в Академии наук, руководить механическими мастерскими. Так я в Петербурге и оказался. Почитай, сорок лет народ при дворе развлекал.

– Скромничает Иван Петрович! – Ахте раскурил длинную трубку, и гостиную наполнил аромат берлея[32]. – За эти годы столько придумал!

– Еще я слышал о кораблях, что против течения по реке ходят. – Извольский с интересом посмотрел на Ахте.

– Еще как ходят! – Брови Федора Петровича взлетели вверх. – Ведь я только что с пристани! Триста пудов нагрузили, и пошла! Мы тут расшиву[33] приспособили под испытание, и пошла, ей-богу, пошла! Иван Петрович, расскажи ты графу!

– Идея проста, – тихо начал Кулибин, – использовать лопастные колеса, приводимые в движение течением. Система шестерней вращает вал, к которому прикреплена якорная цепь. Шлюпка увозит якорь вверх по течению, корабль сам себя подтягивает к якорю. Это позволяет не использовать бурлаков и перевозить больше груза. Хотя пока занимает больше времени. Я назвал это «водоход».

– Поразительно, – усмехнулся Извольский.

– Отклонено водным департаментом.

– То есть как?!

– Так. Признано дорогим и затратным. Поэтому у Федора Петровича здесь – единая в своем роде расшива. – Старик подпер подбородок кулаком.

– А про подъемный механизм во дворце – правда? – вспомнил Извольский еще один рассказ отца.

– Чистейшая. Императрица к закату жизни затруднялась подниматься по лестнице огромного дворца, ей было уже тяжело ходить, а использовать люльку с блоками и канатами на огромной высоте она решительно отказывалась. Я придумал механизм, в котором кресло поднималось при помощи вертикальных винтов, и в действие его мог привести любой лакей в одиночку. Матушка до самой смерти пользовалась.

– Хм! – тряхнул головой впечатленный Извольский.

– После смерти Екатерины Алексевны шахта механизма заложена. Оказалась ненужной. И вообще, граф, в России мои идеи и изобретения редко находили применение. – В голосе старика звучало разочарование. – Всем подавай сложные фейерверки, механические устройства с перезвоном или часы из золота…

– Не слышали ли вы, часом, о поручике Непейцыне, граф? – Ахте выпустил в потолок облако дыма.

– Не приходилось.

– При штурме Очакова ему оторвало ногу выше колена. Судьба инвалида известна – деревяшка и костыль. Но Непейцын обратился к Ивану Петровичу. Иван Петрович придумал такой хитроумный…

– Перестань, Федор, ничего хитроумного, – перебил его Кулибин. – Несколько шарниров, пружина на голени и система ремней для крепления к ноге.

– Ничего хитроумного, только Непейцын до сих пор служит в армии, а не спивается в деревне в обнимку с деревяшкой! – рассмеялся Ахте.

– Черт возьми, это же поразительно! Это ведь шанс для многих, лишившихся ног на войне!

– Отклонено военным ведомством. Далее я работал над проектом одноарочного моста через Неву. Я сконструировал трехсотметровый пролет, создал его уменьшенную в десять раз копию в Таврическом саду, мост выдержал все испытания, и… проект положили под сукно. Слишком дорого. Далее была самобеглая коляска.

– Что, простите?

– Коляска, двигающаяся без лошади. Человек, сидящий в кресле, нажимает на педали и приводит в движение маховое колесо. Подшипники качения делают ход коляски чрезвычайно мягким. Образец был мною изготовлен, но дальше развлечений дело не пошло, но поверьте мне, граф, грядущее за этими идеями! Коляска, кстати, в амбаре у пристани, ежели будет угодно, попросите у Федора завтра, он, думаю, не откажет в любезности ее показать. – Старик не спеша еще налил из графинчика рюмочку, медленно выпил и вновь пригладил седую бороду.

– С удовольствием покажу, Иван Петрович! Может, останешься еще на недельку? Сделай милость!

– Не могу, Федя, знаешь ведь, дела ждут, и так уж загостился у тебя.

– Далеко ли ехать, Иван Петрович? – спросил Извольский.

– В Нижнем так и живу, граф. Дорога дальняя.

Ахте позвонил в серебряный колокольчик. Вошел лакей.

– Авдей, подготовь графу комнату. Ивану Петровичу лошадей на рассвете заложишь, с вещами и багажом разберись, в восемь часов, аккурат после завтрака отъезжают. Чтоб все готово было.

– Сделаем, барин.

– Чай на террасу подашь, мы на воздух выйдем.

Ахте выбил трубку, встал из кресла.

– Пойдемте, граф, покажем вам еще одну вещицу, которую Иван Петрович придумал. – Он подмигнул старику.

На дворе стояла черная ночь, тускло освещалась фонарем лишь терраса. Извольскому показалось, что он опять стоит на палубе корабля, где освещен лишь капитанский мостик, а вокруг – тяжело дышащая черная морская бездна. Ахте прошел к темному предмету на треноге, открыл какую-то дверцу с блеснувшим в ней стеклом, затем зажег внутри свечу, и Извольский ахнул! Мощный луч света пронзил темноту двора до самой аллеи!

– Зеркальный фонарь. – Голос Кулибина был мрачен. – Я придумал его для использования на морских кораблях, маяках… он мог бы освещать улицы… Знаете, граф, где он нашел недолгое применение?

Извольский молчал.

– Развлечения при дворе. Иллюминация и фейерверки. А еще несколько уменьшенных копий я изготовил для карет петербургской знати… – Он устало улыбнулся. – Знаете, господа, что-то я сегодня устал, пожалуй, чаю уже не буду, завтра рано подниматься, да и дорога предстоит дальняя, позвольте откланяться!

– Я провожу Ивана Петровича. Граф, чай сейчас подадут, простите меня, нам необходимо с ним закончить кое-какие дела. Комната для вас готова, Авдей покажет. Завтра с утра я буду полностью к вашим услугам! – Ахте широко улыбнулся и кивнул на прощанье.

Извольский также отдал поклон и остался один.