Читать книгу - "Пока воды Венеции тихие - Фульвио Эрвас"

глазах. Следующий вапоретто от Дзаттере до Джудекки шел в 2:20 и возвращался обратно в 3:30. Трудно себе представить, чтобы злоумышленник добирался до острова вплавь: матрос на вапоретто его бы обязательно заметил. Стуки зашел в бар, сел за столик и заказал кофе. Он засмотрелся на пенку в чашечке с эспрессо. Воздух, жидкость, поверхностное натяжение. Что он теперь скажет Скарпе?

Чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, инспектор попытался сконцентрироваться на информации из записок инспектора Скарпы.

Писака, как Стуки для себя прозвал автора писем в редакцию, имел довольно неоднозначное отношение к туристам. Иногда он их люто ненавидел, а временами старался понять. Стуки чувствовал, что за всем этим скрывалось что-то еще. То, чего он не нашел в записях Скарпы. Но что? Стуки попробовал представить, как могли выглядеть его пыхтящие от напряжения нейроны. Бросающиеся от одного синапса к другому нейромедиаторы создавали такой переполох, что инспектору не удавалось ничего разобрать.

Давай, Стуки, соображай!

Итак: между 1989 и 1997 годами, несмотря на письма, не было зафиксировано ни одного акта насилия. Где в это время была банда уполномоченного магистрата по водным делам? Стуки задумался. Возможно, какие-то незначительные эпизоды все-таки были: подготовительные операции, обучение будущего убийцы или будущих убийц. Полиция не могла такого исключать.

Конечно, даже если Писака был замешан в убийствах, он не был человеком, действующим по наитию, из тех, которые способны проломить человеку голову за нечаянно сказанное слово или утопить его в канале только потому, что с юго-востока дует сирокко. Нужно бы проверить, имели ли место другие, менее серьезные эпизоды агрессии по отношению к туристам, если, конечно, они были зарегистрированы.

Стуки довольно долго обдумывал, стоит ли запрашивать эту информацию и как сообщить Скарпе о пропаже документов.

* * *

Терезу Брунетти привел в изумление телефонный звонок Стуки с просьбой отследить экипаж вапоретто, выполнявшего вчера последний рейс между набережной Дзаттере и островом Джудекка. Кроме того, в архиве полицейского управления она должна была поискать заявления с 1989 по 1997 год о нападениях, преследованиях и актах агрессии с туристами в качестве потерпевших. Все это нужно было проделать, ни слова не говоря инспектору Скарпе. Тереза попросила Стуки повторить все еще раз.

– Ты что, записываешь наш разговор?

– Нет, меня просто удивила твоя просьба.

– Что именно тебе кажется в ней странным?

– Расследование находится в руках Скарпы.

– Мы все в его руках.

– Что это значит, Стуки?

– Знаешь, что однажды сказал Эдисон?

– По какому поводу?

– Об изобретениях, разного рода открытиях и других результатах научно-технического прогресса.

– Что результат зависит на один процент от вдохновения и на девяносто девять процентов от вложенного в это дело труда.

– Точно. Но два процента вдохновения все-таки лучше. И поверь мне, Тереза, мои два процента говорят, что приступая к этому делу, мы не должны бояться запачкать руки.

Через несколько часов агент Брунетти перезвонила Стуки, чтобы доложить о результатах своих изысканий. Женщина говорила четко и кратко. Приставания, драки, мошенничество, завышенные счета, несколько краж. На ее взгляд, ничего особенного, что могло вы выходить за рамки обычной жизни любого туристического города: довольно цивилизованного, местами немного грубоватого, который хоть и кусает иногда, но не наносит смертельных ран туристам, избравшим его целью своего путешествия.

– За исключением двух случаев, – продолжала Тереза. – Второй – в последний вечер карнавала начала второго тысячелетия, когда несколько десятков человек, наряженных Пульчинеллами, безобразничали на площади Святого Марка.

– Как будет «Пульчинелла» по-французски?

– Полишинель, если я не ошибаюсь.

– Так вот что кричал в ночь своей смерти господин Дюфур!

– А первый случай, – сказала Брунетти, – произошел в ночь на четырнадцатое июля восемьдесят девятого года.

– На концерте «Пинк Флойд» на площади Святого Марка? – воскликнул Стуки.

– Да. В следующие несколько дней в полицию обратилось множество людей. Нападения и агрессия. Многие из тех, кто был на концерте, заснули прямо на улицах города. Кое-кого из них оттащили к каналу и бросили в воду. Других поливали водой с балконов. И этим еще повезло, потому что были и жертвы самого настоящего физического насилия: пинки, пощечины, избиение палками. Пусть даже и чисто символически, потому что серьезных травм зафиксировано не было.

– Я могу получить копии заявлений?

– Я подготовлю, из самых значимых, конечно.

– И еще: не могла бы ты узнать, на какой линии вапоретто работает матрос Николо Эриццо?

– Будет сделано.

* * *

Коренастый, похожий на древнеримского воина, матрос Николо Эриццо стоял, расправив широкие плечи, и следил за высадкой и посадкой пассажиров. Вид его мощной фигуры невольно внушал уважение: по-военному хмурый взгляд, закатанные рукава рубашки открывают мускулистые руки.

Стуки взошел на вапоретто, но остался стоять на палубе. Когда судно отчалило, матрос скрылся в кабине капитана. «Могу поспорить, – подумал Стуки, – что ему оттуда хорошо видны все пассажиры. Наметанный взгляд сразу узнает среди них туристов. А еще приметит, как они путешествуют: одни, в паре или в группе. Может так случиться, что на последнем рейсе кто-то из приезжих будет возвращаться навеселе. Это может навести на кое-какие мысли, особенно когда видишь, как какой-нибудь подгулявший турист одиноко бредет по набережной, держась за стены».

Стуки проплыл на вапоретто по всему маршруту до конечной остановки – острова Сан-Джорджо. Каждый раз, когда судно причаливало к пристани, инспектор становился свидетелем одного и того же спектакля: гул мотора, бросание швартова, спешащие в противоположных направлениях человеческие тела и лица. И возвышающаяся над людским потоком фигура матроса, словно высеченная из мрамора. Стуки показалось, что в самом воздухе ощущался дух стойкости и мужества. В мужчине действительно было что-то от воина. Ничего общего с теми, кто, например, стоит за конвейерной лентой на фабрике, асфальтирует дороги или меняет автомобильные шины в автомастерской. Воображение рисовало инспектору Стуки, что там, над кабиной капитана вапоретто, развевается знамя и слышатся едва различимые звуки битвы. Вот уж действительно: вид глиссирующего корабля, разрезающего волны грудью, порой способен заставить нас почувствовать себя героями.

Стуки увидел идущую по площади Санта-Мария-Формоза Терезу Брунетти. Женщина обмахивалась несколькими листами бумаги, как веером. Приблизившись, агент Брунетти вручила их инспектору.

– Копии заявлений.

Жестом показав направление их дальнейшего движения, инспектор Стуки погрузился в чтение.

– Что именно мы ищем? – спросила Брунетти.

Пробежав глазами три четверти первой страницы, Стуки показал пальцем на одно имя, которое встречалось и на других страницах тоже.

– Джакомо Дона, известный больше как Джакомето, по прозвищу Медведь.

– И что мы теперь будем делать? – задала вопрос Тереза.

– В каком смысле? – спросил Стуки.

– Дело принимает совсем другой оборот, согласен?

– Ты права. Давай-ка мы с тобой проверим еще вот что…

* * *

Солнце склонялось к закату. По каменной брусчатке Кампо-Сан-Пьетро, где