Читать книгу - "Крепость Бреслау - Марек Краевский"

— Говорить так, чтобы я понимала! — крикнула охранница. — Потому что иначе разгоню вас всех! Что это за заговор?

— Надо было учить, моя хорошая женщина, — сказал Брендел. — Кто не умеет по-латыни…

— Хорошо, хорошо, — прервал Мок и улыбнулся умиротворяюще охраннице.

Он знал, что дальнейшая часть речи Брендла звучит так: «должен пасти свиньи», и боялся, что это может рассердить «хорошую женщину».

— Уже будем говорить только по-немецки. Но я не могу гарантировать, что все слова будут госпоже известны.

— Мне тоже паскудно с рылом как цветная капуста, — сказала охранница, глядя на Мока. — И такой еще умничает тут.

Она села на кушетке и уставилась в Мока свои маленькие темные глаза, враждебная и сосредоточенная.

— Мы закончили на «жаждущих справедливости». — Брендел признал поведение охранницы за разрешение на продолжение лекции. — Далее «милосердные». Графиня выразила свое милосердие угнетенным, о чем вы, наверное, знаете.

— Конечно, знаю. — Мок напрасно пытался вспомнить другие благословения. — Шумно было о помощи, какую оказывала графиня беременным польском работницам из трудового лагерь в Бреслау — Бургцейде с Клаузевицштрассе. В своем имении устроила даже приют, в который принимала детей, которые там родились. Я помню, что читал об этом в статье, крайне враждебной к госпоже графине.

— Это было, наверное, после дела с ее мужем, — сказал Брендел. — Так ли, госпожа графиня?

Графиня кивнула головой и писала что-то лихорадочно. Она была прекрасна в своем беспамятстве запомнить. Мок почувствовал теплый прилив жалости, когда смотрел на ее руки, покрытые сухой, тонкой кожей.

Брендел бросил быстрый взгляд на таинственные записи, выглядящие как рукописные надписи из римских катакомб, и сказал:

— Да, да, конечно, госпожа графиня. Сейчас об этом скажу. Я согласен с вами, конечно.

— Сколько есть этих благословений «на Горе»? — прервал Мок профессора. — Уже все забыл. И из латыни, и из религии.

— Девять, — профессор тихо сосчитал все, что раньше назвал. — Я перечислил пять. Еще четыре, а именно люди, «чистые сердцем», «добивающиеся мира», «изгнанные за правду» и те, которых будут поносить из-за их любви к Богу. Последнего точно не помню, не могу его процитировать по памяти.

— Неважно, — сказал Мок и обратился прямо к Гертруде фон Могмиц: — Итак, все правильно, кроме, может, последнего. Кто преследует госпожу графиню из-за ее любви к Богу?

Графиня поджала губы, указала на двери, а потом что-то написала.

— Camifex, — сказал Брендел. — Est cultor doctrinae paganae, non Christianae^[33].

— Все, хватит! Ты обещал не говорить по латыни! — крикнула охранница Брендлу и выглянула в коридор. — Хайнц, забирай эту княгиню!

Брендел не пытался протестовать. В камеру вошел высокий охранник с винтовкой. Графиня встала, улыбнулась Моку, а потом просто помахала ему рукой. Этот жест был бы более подходящим во время расставания друзей — после завершения прогулки, после успешного пикника, после просмотра фильма. Так прощаются красивые женщины в беседке рядом с Йарундерталлее, а солнце подсвечивает их белые воздушные платья.

Эти женщины опускают слегка голову и из-под шляпы отправляют веселые улыбки.

Потом уходят, стуча каблуками, а мужчина остается один — в коридоре из листьев.

Мок закрыл глаза и уснул, насыщаясь световыми отблесками солнца, горевшими в лиственной крыше яркими пятнами.