Читать книгу - "Невеста Василевса - Надежда Салтанова"

⁂

Поутру Нина собиралась во дворец. Притирание, приготовленное с растворенным в уксусе жемчужным ложем, стоило того, чтобы предложить василиссе. Получилось оно нежное, легкое, благоуханное. По совету Фоки аптекарша добавила в притирание смесь душистых масел. Пока готовила, все печали позабыла — так аромат обволакивал и уносил, будто в райский сад. Казалось Нине, словно все самое лучшее в нем смешано — и лучи утреннего солнца, и цветущий сад в каплях росы, и сладкая выпечка. Каждый раз, вдыхая этот нежный убаюкивающий запах, Нина почему-то вспоминала Дору, свою нянюшку. Которая, как позже узнала Нина, оказалась матушкой Василия Лакапина — бастарда предыдущего императора, а ныне великого паракимомена.

Дора, родом из северных славян, была когда-то рабыней во дворце. А после того, как ее освободили и из дворца выгнали, отобрав дитя, она нашла приют в доме Калокира, батюшки Нины. Заменив на долгие годы Нине почившую матушку, Дора умерла, когда ее воспитанница вошла в возраст для замужества. Ни Анастас-аптекарь, будущий муж Нины, ни лекари не смогли ее спасти.

Помнилось, как рассказала Дора о нападении варягов на родную деревню и захвате в полон молодых и крепких парней и девиц. Ее тогда звали Добронравой. Она полюбилась старшему из варягов, почтенному уже, с сединой в заплетенной косицами бороде. Тому самому, кто ее батюшку зарубил. Он ей приносил вяленое мясо и рыбу, велел, чтобы никто из других воинов не смел к ней приближаться.

Он говорил ей, что она похожа на богиню Сиф[55]. Что он не отдаст ее никому, привезет в свой дом. Дора молчала. С того дня как ее увезли из сожженной деревни, она не произнесла ни слова.

Варяги продавали полон своим купцам, которые на широких кноррах[56] везли рабов ромеям, латинянам, персам. За Дору плату предлагали самую высокую. Она, с тонкими чертами, с почти белыми густыми волосами, и правда выделялась из всех девиц. Старший воин отказался ее продавать. Купцы спорить не стали. Напоив воинов, они выкрали Дору и отчалили еще до рассвета. Так Дора попала на рынок, где продавали рабов со всех концов света. А оказавшись во дворце, не смогла избежать внимания императора Романа I Лакапина.

Нина вздохнула, подумав снова, как те, кто держит в своих руках власть, распоряжаются жизнями, болью и страданиями простых людей. Как видят в них лишь толпу, которую можно заставить страдать или радоваться по желанию великих. И забывают они, что эта толпа может стать опасной, если подвести ее к самому краю отчаяния.

Нарядившись в шелковую столу и тонкий мафорий, Нина собрала корзинку. Надо дождаться Фоки, чтобы проводил. Вспомнив о подмастерье, Нина окинула аптеку взглядом в поисках сумы с вощеной дощечкой, что вчера давала ему с собой, отправляя к Никону. Едва она успела пробежать глазами имена, как ввалился запыхавшийся Фока. В руках у него топорщился холстиной небольшой узелок. Споткнувшись о порог, подмастерье едва не растянулся, взмахнул поклажей, из которой посыпались свежие смоквы. Нина подскочила, бросив дощечку на стол.

— Да что ж ты за увалень такой?!

— Прости, Нина. Матушка тебе смокв передала. Сейчас, я их только соберу. — Он торопливо поднимал темные, покрытые дымчатым налетом ароматные плоды, складывал их себе в подол туники. Нина в сердцах шагнула к порогу:

— Некогда мне ждать, пока ты соберешь. Проводи меня сейчас, потом уже разбираться будешь.

Фока виновато глянул на нее, шмыгнул к двери.

Запирая аптеку, Нина почувствовала что-то неладное. Обернулась, бросила взгляд вдоль улицы, ведущей к гавани. Таверна Петра, где частенько гуляли мореплаватели и помощники купцов, была закрыта. Часто шумная и разбитная ночью, сейчас улица у таверны Петра казалась заспанной пьянчужкой, продирающей глаза после веселого вечера. Тут ветер бренчал пустым медным горшком, там повисла грязная холстина на заборе. Дверь таверны распахнулась, на улицу кто-то невидимый выплеснул грязную воду на мощенную камнем улицу. Видать, Марфа, служанка таверны, отмывает столы и скамьи после разудалой ночи. Что-то она припозднилась в этот раз.

По улице шагал закутанный в плащ человек. Проходя мимо, он едва бросил взгляд на аптекаршу. Она нахмурилась и торопливо отвернулась, узнав эту мрачную, заросшую бородой физиономию. Этот грубиян-коновал еще и по тавернам до утра шастает.

Ворча себе под нос, Нина заперла дверь и направилась к шумной Мезе. Коновала уже было не видно.

Во дворце Нина провела весь день. Принесенные травы развесила, притирания отнесла для василиссы, передала Хлое. Приготовила заказанные отвары для патрикий да для евнухов гинекея. Пока остывали, отправилась пожаловаться диэтарию, что в аптеку лекарь заходил да ругался с ней. Пригрозила пожаловаться василиссе. Сказала, что боится, как бы он не испортил чего. Диэтарий засуетился, сознавая свою вину, составил прошение примикирию[57], чтобы назначили служанку для помощи в приготовлении императорских притираний и масел. Нина вернулась обратно в дворцовую аптеку, принялась процеживать отвары.

Вскоре на пороге показалась Хлоя. За ней, опустив голову, стояла хрупкая девчушка лет двенадцати. Хлоя, еще недавно хохотушка и красавица, выглядела бледной и осунувшейся. Нина даже испугалась:

— Ты не заболела ли часом? Что с тобой приключилось?

Та, сжав губы, чтобы не дрожали, молчала, боролась со слезами, готовыми покатиться уже по бледным щекам. Нина, схватив за руку, усадила ее на простую скамью, налила свежего отвара для успокоения. Видя, что Хлоя говорить пока не в состоянии, повернулась к девочке:

— Ты тут по какой надобности?

Та вся заалела, потупилась, но прошелестела:

— Тебе помогать велели. Прибирать буду, учиться.

Нина, сложив руки на груди, разглядывала девочку. Худа, руки в мелких порезах, на лбу россыпь мелких прыщиков. Глаза не поднимает, дрожит вся. Били ее, что ли? Может, неуклюжая, как ее Фока. Так ей второго потравителя горшков и стеклянных сосудов не надобно, с одним бы справиться. Нина вздохнула:

— Ладно, обожди пока.

Хлоя тем временем взяла себя в руки, произнесла:

— Ее Софьей звать. Она в кухне работала, горшки от сажи драила. Велели ее отмыть, тебе отдать в обучение. Дальше сама разбирайся. Если выпороть надо, то отведешь ее на конюшню. Там спроси смотрителя порки. — Она помолчала. — Пойду я, Нина. Спасибо за отвар.

— Погоди, Хлоя. Расскажи хоть, что с тобой? Может, я чем помогу? На тебе же лица нет. — Она повернулась к девчушке. — Софья, ступай-ка на кухню, принеси мне воды.

Вручила ей кувшин и выставила из аптеки. Повернулась к понуро сидящей служанке.

Та мялась, вздыхала, лила молчаливые слезы, но все же рассказала Нине про свое горе. Наследник престола уже не первый год Хлою пользовал для утех. Она всегда под рукой, собою