Читать книгу - "Всегда подавать холодным - Макс Александрович Гаврилов"

самый большой букет белых роз отнеси Екатерине Васильевне, будь любезен. Как обычно, без карточки.

Они вышли наружу, в огромный, тускло освещенный зал с белоснежными колоннами, лепным потолком и мраморными статуями гетер в нишах стен.

– Похоже, Андрей, отвлечь вас от служебных дел мне не удалось, – улыбнулся Порядин.

– Прошу прощения, Иван Францевич, никак не могу перестать думать об этом злосчастном деле. – Извольский устало вытер глаза рукой.

– И никак не можете перестать называть меня по отчеству. Кстати, как продвигаются ваши личные поиски? Удалось найти Наталью?

Извольский покачал головой.

– Никаких следов.

– Мне кажется, сей факт мучит вас больше, чем служебные загадки.

– Знаете, я очень часто думаю… Будь я немного решительней… настойчивей… Не покинь я тогда Петербурга… – Андрей замешкался, как бы подбирая слова, затем вдруг поднял глаза и посмотрел в лицо Порядину. – Я не знаю, как повернуть время вспять. Как все исправить?

– И что же бы вы изменили? – насмешливо спросил Порядин. – Порвали бы с собственным отцом? Лишились бы всего, что имеете? Наследства? Отчего дома? Полно, граф! Есть вещи, которые мы изменить не в силах. Вы не поменяете общественную мораль, законы, по которым живет свет и люди вашего круга, нравы, наконец…

– Вы любили когда-нибудь, граф? – неожиданно для себя спросил Извольский.

Насмешливое выражение сползло с лица Порядина. Черты лица заострились, и он глубоко вздохнул.

– Когда-нибудь я обязательно вам расскажу… Не сейчас, но когда-нибудь. Предлагаю прогуляться, погода на улице отличная!

– А как же… опера? – кивнул Извольский за спину.

– А ну ее к черту! – рассмеялся Порядин. – Вы всё одно не слушаете, да и самое прекрасное уже спето. Как ваша нога? Выдержит прогулку?

– Нога вполне себе хорошо, думаю, выдержит с легкостью.

Сумерки уже вцепились в темную воду Мойки, был довольно поздний час – поздний для праздных вечерних прогулок и ранний для отхода города ко сну. Улица, на которую они свернули, обогнув набережную, была пустынна. Фонари уже горели, и редкие извозчики стуком колес нарушали тишину вечера.

– Вы правы, граф, – начал Извольский, – из головы совсем не выходит служба. И вы – единственный, с кем я могу говорить о ней вне стен Управы.

Порядин усмехнулся.

– Да, да, Иван Францевич, не смейтесь. Я вынужден хранить инкогнито даже перед своими родными, не говоря уже о знакомых. Все относятся к сыску с отвращением… Кроме вас. И я вам за это благодарен.

– За отсутствие отвращения? – Порядин вновь усмехнулся.

– Поверьте, это немало.

– Тогда пожалуйста. А вам не кажется, Андрей, что коли уж сам великий князь вмешался в это дело, то для вашей карьеры будет лучше немного придержать лошадей?

– Что вы имеете в виду?

– Думаю, что дело это имеет важность, близкую к государственной. Что это за игра, в которой от вас утаивают некие обстоятельства, но требуют поимки убийцы? Будьте осторожны, мой друг.

– Вы считаете…

– Считаю, что есть некие факты, – перебил Андрея Порядин, – которые неким высокопоставленным лицам не хотелось бы делать гласными.

В голове Извольского отчаянно скакали мысли. Шпионаж? Бумаги Левина, точнее, их пропажа… Монтрэ… Ведь все сходится! Что же такого в бумагах Левина? Куда они подевались? Кто этот человек со шрамом? Какая связь между этим давним делом, по которому в крепости побывали семь человек, и убийствами? Все же зыбкая надежда теплилась в нем, надежда на то, что Выхин найдет-таки хотя бы одного из двух оставшихся в живых арестантов. И этот майор… Ахте. «Местный сфинкс», так его, кажется, отрекомендовал Монтрэ…

– Мой вам совет, – прервал его размышления Порядин, – поступите так, как поступает вся армия чиновников в России: делайте все, что можете, ничего не делая. Это в нынешних обстоятельствах будет разумно.

– И бесчестно.

– Поверьте, Андрей, иногда паркет извилистых дворцовых коридоров бывает гораздо опасней палубы фрегата, находящегося под огнем береговой батареи.

– И все же завтра я съезжу в имение этого майора… Здесь недалеко, за Ораниенбаумом. Говорят, уже несколько лет он не выезжает и чудной какой-то. Не желаете составить компанию?

– О нет, благодарю. Завтра никак не выйдет, приезжает управляющий.

Мужчины давно миновали флотские полковые казармы, конюшни и манеж конногвардейского полка. Порядин ненадолго задержал взгляд на манеже и замолчал, погрузившись в свои мысли. Адмиралтейский канал оборвался, уходя под Петровскую площадь, и вот справа наконец показался и сам император, отлитый из бронзы, восседавший на вздыбленном жеребце. Извольский с детства помнил чувство, когда они с отцом прогуливались по набережной и он смотрел на Петра глазами, полными восхищения! Исполинских размеров гром-камень, доставленный сюда по воде… Жеребец, наступивший задними копытами на змея… Огромный царь, под которым даже конь казался небольшим… Римская тога, венец над дикими, воспаленными глазами и простирающаяся над всем Петербургом властная, неистовая рука… Сейчас, при тусклом свете фонарей и бледном сиянии луны сквозь рваные облака залива, Петр выглядел зловещим и тревожным. А может, события последних дней так отражались на восприятии?

Остаток пути, так знакомый Извольскому, они проделали молча. За квартал до Гороховой улицы позади послышался стук копыт, извозчик явно лихачил, подстегивая гнедую лошадь, коляска бешено пролетела мимо, но Андрей успел заметить в ней ротмистра Ревицкого, адъютанта графа Балашова, который тоже заметил Извольского. Коляска остановилась, и Ревицкий быстрым шагом подошел к ним.

– Добрый вечер, граф, – кивнул он Андрею. – Я как раз за вами.

Порядин и Ревицкий встретились глазами. Они явно узнали друг друга, и ротмистр поспешил отвернуться.

– Что-нибудь случилось?

Ревицкий вновь перевел взгляд на Порядина.

– Два часа назад убит Выхин.

Глава 15

Человек со шрамом

Возвращаться в Дом морских инвалидов было опасно. Полицейского пристава, говорящего с будочником на Каменном острове, он, разумеется, узнал сразу. Тогда, сидя на каменном полу в подвале Управы благочиния, мысленно смирясь с арестом и последующим следствием, человек со множеством имен готовился к каторге или виселице. Он усмехнулся. Что, интересно, написали бы на могильном кресте? «Сенька»? «Поручик Питковский»? «Барон фон Вигель»? Еще добрые полдюжины имен, под которыми жил последние несколько лет, он даже не запомнил. Прыткий оказался пристав. Конечно же, уезжать от Вяземского на экипаже было ошибкой, но как же быстро эта ищейка напала на след! Жаль все же Дом инвалидов, прикрытие было идеальным. Теперь, когда его приметы сообщены каждому будочнику, каждому околоточному в Петербурге, передвигаться днем по городу стало занятием небезопасным. Карету, за которой и увязался пристав, он отпустил сразу, как из нее вышел, заметив слежку, поэтому за мальчишку-кучера можно было не беспокоиться. Он быстрым шагом прошел два квартала, стащил с рук белые шелковые перчатки со следами