Читать книгу - "Всегда подавать холодным - Макс Александрович Гаврилов"

– Андрей?!

Он обернулся на голос и увидел Наталью. Губы ее взволнованно тряслись, а глаза вмиг наполнились слезами.

– Ты жив?! Боже мой! – Она опустилась на диван.

Извольский бросился к ней, взял за руки, дрожа всем телом.

– Жив… Я искал тебя! Везде искал!

– Мне сказали, что ты убит! Что с твоей рукой? – Она ощупывала его руку, затянутую в белый шелк перчатки.

– Это жертва войне, – улыбнулся Извольский. – Что же ты здесь делаешь?

Ревицкий делано кашлянул.

– Я… – Она опустила глаза и осеклась. – Мне очень многое нужно рассказать тебе… Я… Я здесь управляющая.

– Ты управляешь особняком князя Головина?! – Извольский удивленно поднял брови.

В голове не укладывалось. Женщина – управляющий. Извольский не был ретроградом, но мысль о том, что Наталья служит у Головина в этом качестве, вызвала в нем что-то вроде беспокойства.

– Дорогой граф, князь здесь не живет, – подал наконец голос Ревицкий. – Этот особняк только принадлежит ему. Вы что же, действительно ничего не понимаете? – насмешливо спросил ротмистр.

– Что вы имеете в виду? Что я должен понимать?

– Так ведь вы изволите пребывать в самом известном в Петербурге доме тайных свиданий! – Ревицкий продолжал ухмыляться.

– Это правда?! – спросил Извольский. По глазам Натальи, полным слез и обращенным в сторону, он все понял. Этот мерзкий тип говорит правду. Дом тайных свиданий. В это решительно невозможно было поверить!

Между тем Ревицкий продолжал:

– Разумеется, правда, граф! Говорят, здесь теперь можно провести ночь даже с чернокожей женщиной!

– Замолчите, ротмистр! – Извольский посмотрел на Ревицкого таким полным ненависти взглядом, что тот осекся.

– Извольте! Я буду ожидать вас на улице. Извозчика не отпускаю.

Извольский встал. Все было похоже на какую-то дешевенькую театральную трагедию… Огромная, тускло освещенная гостиная… Как-то торжественно лежащий полуживой и бледный Выхин… Наталья, встречи с которой он так долго искал, плачущая и несчастная… И страшная, неприличная правда, так больно хлестнувшая его в самое сердце.

– Как же ты могла? – тихо произнес он, не глядя ей в глаза.

– А что мне оставалось делать? – ответила она ледяным тоном. – Мне не на что было жить. Вы, Андрей Васильевич, все же граф… У вас огромное состояние, матушка с батюшкой, имения, положение… Имеете ли вы понятие, что бывает, когда вовсе нет денег?

– Это ничего не меняет… – Его слух больно резанул ее резкий переход на «Андрея Васильевича».

– Это меняет все. – Она тихо рассмеялась. – Ты так ничего и не понял за эти месяцы…

– Это ничего не меняет, – убежденно повторил Извольский. – Есть некие грани приличия, сударыня… Вы, согласившись на службу в этом ужасном месте, перешли уже все возможные. – «Сударыней» он рассчитался за «Андрея Васильевича».

– Поверь мне, Андрей, ты ничего не знаешь о приличиях и гранях. – Она смотрела в одну точку, и казалось, говорила сама с собой.

Наверху раздался женский смех, затем где-то хлопнула дверь и послышались шаги на лестнице. Сначала мимо них проскользнула рыжеволосая Мартина, вслед за ней, кивнув Извольскому и улыбнувшись, Паола – жгучая брюнетка в длинном шелковом пеньюаре. Девушки вышли в сад, и дверь за ними закрылась.

– Мой товарищ, – Извольский указал взглядом на Выхина, – очевидно, мешает вам работать?

– Сегодня и завтра мы не принимаем гостей, в пятницу, я надеюсь…

– Не беспокойтесь, его заберут в больницу. Я благодарю вас, сударыня, за то, что вы помогли Управе благочиния…

– Андрей…

– …и от лица оной еще раз выражаю признательность. Приятного вечера, честь имею!

Он не помнил, как вышел и сел в коляску. Колеса гулко стучали по ночным улицам Петербурга, прохладный вечерний ветерок обдувал его задумчивое лицо, но Извольский этого не чувствовал. Месяцы поисков. Он сотни раз представлял, как они встретятся, в голове строились головокружительные планы, и что он получил? Встреча в грязном, низменном месте, где приличному человеку и появляться-то стыдно! Боже мой, как же она могла? Как же она не понимала?!

– …и показывают модные парижские номера, – хохотал Ревицкий. Оказалось, что он уже долго о чем-то рассказывал. – А еще у Головина, по слухам, есть подобные дома и в Варшаве. Вообразите, там даже имеются некие секретные комнаты, – он перешел на доверительный тон, – где…

– Ревицкий, избавьте меня от подробностей.

– Как вам будет угодно, граф. А эта мадам – ваша знакомая? – Он кивнул назад и подкрутил ус.

– Да, была знакомая.

– Управляет целым домом кокоток и как застенчива! – хохотнул ротмистр. – При ее роде занятий это… прелестно!

– Останови! – крикнул Извольский извозчику. – Знаете, ротмистр, я, пожалуй, прогуляюсь. Ногу необходимо нагружать, доктор велел.

– Как знаете, граф! Доброй ночи!

Коляска покатила вдоль набережной, Извольский повернулся к реке. Черная вода приветливо поблескивала в лунном свете. Он опустил руку в карман и нащупал незнакомый предмет. Приблизился к фонарю и достал узкий складной стилет с резной серебряной рукояткой. Там, у постели Выхина, он так и не успел его рассмотреть. Граф откинул лезвие. Стилет был сделан с большим умением. Тонкая и острая как бритва сталь клинка, на рукоятке искусно вырезаны дубовые листья и девиз: «Liberté, égalité, fraternité»[26].

Глава 17

Договариваться не с кем

Страх… Он даже не помнил уже, когда страх поселился в нем, вытеснил все мысли и изводил его ночами, не давая уснуть. Страх… А еще было липкое и гнетущее ощущение скорой смерти… Он не сможет ее избежать. Как не смогли избежать ни Глинич, ни Штейн, ни Миша, ни остальные…

Баур усмехнулся. Он вдруг вспомнил ту пору, когда, будучи адъютантами при великом князе Константине, они с Валевичем обычно обедали с наследником. Михаил был великолепным рассказчиком и балагуром, знал неисчислимое количество историй и был очень любим великим князем. Как-то раз они чем-то навлекли на себя его гнев, и Константин Павлович перестал приглашать их к столу. Прошло немногим более двух недель. В тот день они с Михаилом дежурили у покоев великой княгини в Стрельне, когда вошел наследник. Они поприветствовали его как положено, и он вдруг спросил Валевича: «Что скажешь новенького?» Валевич щелкнул каблуками: «Новостей изрядно, ваше высочество, да времени нет пересказывать, все расскажу за ужином!» Константин понял намек и расхохотался! С этого дня и Баур, и Валевич опять обедали и ужинали с великим князем.

С тех пор минуло девять лет. А теперь Миша мертв. Гусар, воевавший в кампанию восемьсот пятого года, дравшийся с французами при Прейсиш-Эйлау и Фридланде, подло убит в Петербурге! Баур устало прикрыл глаза. Смерть Дмитрия Левина полгода назад казалась случайной. Все указывало на роковое стечение обстоятельств, мало ли лихих людей душегубствует по губерниям? Только беспокойство испытывал