Читать книгу - "Всегда подавать холодным - Макс Александрович Гаврилов"

– Ну, значит, договорились?

– Конечно, Серж… – Монтрэ хлопнул его по плечу и перешел на «ты». – Ты и вправду мне тогда весьма помог… Пропал бы я в арестантских ротах… Или того… – он обвел пальцем вокруг шеи и указал вверх, что, очевидно, означало виселицу. – Что же произошло с тобой за эти годы? Что случилось с твоим лицом?

– Шрапнель… – Сомов проглотил внезапное амикошонство[24] Монтрэ. Француз, очевидно, понял, что он вне закона, и тут же почувствовал свое преимущество. Как же поменялись роли! Неисповедимы пути твои, Господи!

Монтрэ усмехнулся.

– Серж, ты забываешь, что говоришь с артиллеристом. Я много раз видел, что выходит, когда в человека попадает шрапнель. Уверяю тебя, будь это она, сейчас бы ты беседовал не со мной, а с апостолом Петром. – Он сделал небольшую паузу. – Впрочем, если это секрет, то я боле не спрашиваю. Не желаешь хереса?

– Предпочитаю коньяк.

– Гвардейские привычки, я вижу, в тебе остались. Ведь еще день…

– Плевать.

Монтрэ открыл небольшую дверцу в стене. Там, в глубокой нише, находились целая коллекция выпивки, пачка ассигнаций, коробка с табаком, связка писем, перевязанная синей атласной лентой, и небольшой, украшенный серебряными накладками пистолет со взведенным курком. Жиль потянулся было за испанским хересом, но передумал и подхватил пузатую бутылку мадеры.

– С коньяком тебе сегодня изрядно повезло. – Монтрэ достал из стола запечатанный сургучом Courvoisier. Подержи бутылки.

Он быстро откинул с бумаг скатерть, проворно их собрал и запер в ящик стола. Уже разливая напитки по бокалам, Жиль опять улыбнулся сидевшему неподвижно Сомову:

– За встречу, которая не должна была случиться!

Они выпили. Коньяк приятно потек по желудку, по телу разлилось тепло, вытесняя нервное напряжение последних часов. «Все должно было быть иначе», – думал Сомов. Иначе должно было сложиться его будущее! И готовил он себя ведь к совершенно другой жизни… Как часто минуты решают то, что нельзя решить за целые десятилетия! Знай он тогда наперед, что готовится этой злосчастной ночью, был бы он так неосмотрителен? Или вот этот господин, что следил за ним еще два часа назад… Одно глупое решение – войти вслед за Сомовым в темный, незнакомый и полупустой дом на окраине – и под жизнью проведена красная бесстрастная черта. И провел ее он, Сергей Сомов, бывший дворянин, бывший поручик Семеновского лейб-гвардии Его Императорского Величества полка… Впрочем, может, и жив еще этот пристав, как знать. На войне он видел солдат с такими разорванными, распаханными ранами, что казалось: все… отвоевался голубчик. Дыхание прерывистое, и лицом бел, губы шепчут слова последней молитвы, его уносят в полковой лазарет, отходить, и полевой медик качает бессильно головой. Проходит неделя, и вдруг ты узнаёшь, что выжил, выжил братушка! И мало того, на поправку идет. И вот спустя время снова в строю! И снова вы на бивуаке вечернем по чарке водки с ним опрокидываете, и нет ничего для тебя приятнее того, что тут он, рядом, русский славный солдат! И полицейский этот не виноват ведь ни в чем. И мучила теперь Сомова мысль, что можно, ну ведь можно было и не убивать! В кого он превратился? В зверя? Нет, звери так не поступают. Они не отнимают жизнь из предусмотрительности.

– Серж, прости, не могу не спросить: в Вене ты не расставался с мундиром и шпагой, теперь же на тебе…

– Я больше не служу в гвардии, – отрезал Сомов. – Точнее даже будет сказать, что я больше вообще не служу.

– Вот как?!

– Довольно вопросов, Жиль. Мне нужно отправить письмо по одному адресу, здесь, в Петербурге.

– Разумеется. – Монтрэ встал, достал из ящика стола бумагу. – Перо и чернила справа. – Он кивнул. – Я сегодня ночую в полку, у меня дежурство, вернусь только завтра, ты можешь располагаться вполне свободно, комнату тебе приготовят.

– Письмо…

– Его передашь Полю, он встречал тебя в передней. Он доставит.

Монтрэ надел на себя висящий на спинке кресла темно-зеленый артиллерийский колет и ловко застегнул пуговицы, затем пристегнул золотой аксельбант и с привычной щеголеватостью посмотрел на свое отражение в зеркале.

– Bonne journée, mon ami! Soyez comme à la maison![25]

Сомов кивнул. Как только дверь за Монтрэ закрылась, он обмакнул в чернильницу аккуратно очиненное перо:

Уведомляю вас, что сегодня в Доме инвалидов за мной увязалась легавая собака и бежала до самой Выборгской стороны. Пришлось от нее избавиться. Буду ждать вас у собора Св. Андрея Первозванного на Седьмой линии Васильевского острова завтра пополудни.

Питковский

Глава 16

Его величество случай

– Как все случилось? – Извольский до сих пор не мог оправиться от шока. Известие о смерти Выхина застало его врасплох, и теперь, сидя в коляске напротив Ревицкого, он чувствовал себя отчасти виновным в этой очередной человеческой трагедии. Они мчались по Невскому, и то ли от тряски, то ли от продолжительной пешей прогулки с Порядиным нога опять напомнила о себе тупой, ноющей болью.

– Без малейшего понятия, граф. В Управу примчался урядник с Выборгской стороны, он сообщил, что Выхина нашли в каком-то доме в Сахарном переулке, перенесли в особняк князя Головина на Офицерской улице…

– К чему же мертвеца перенесли к князю? – удивился Андрей.

– Так он тогда еще жив был, разве я не сказал? – поднял брови Ревицкий и противно ухмыльнулся. – Пристав отошел уже там, у Головина.

Извольский внимательно оглядел ротмистра. Белоснежный адъютантский вицмундир с красными бархатными обшлагами, щегольски завитые тонкие усики, безупречно уложенные волосы и лицо… Уверенное в своей неотразимости и за версту источающее высокомерие. «Никчемный, напыщенный индюк», – про себя отрекомендовал его граф.

– А как же…

– Более ничего не могу сообщить, не осведомлен. Александр Дмитриевич за вами послал, и я, сами понимаете, тотчас из Управы и отбыл.

Позади остался Дворцовый мост и Биржа, стало быть, полпути уже есть. Как же могло так выйти? Выхин должен был навести справки об оставшихся двух арестантах из списка… Что могло случиться? Ничего толкового в голову не приходило.

– Вы давно знакомы с Порядиным? – вдруг сменил тему ротмистр.

– Что? – рассеянно переспросил Извольский.

– Я спросил, давно ли вы знакомы с этим… – он кивнул куда-то назад, – человеком. Порядиным.

– Иваном Францевичем? Недавно. – Извольскому был неприятен и сам Ревицкий, и его тон, которым был задан вопрос, но он поборол в себе острое желание сказать ротмистру что-нибудь резкое. – А почему вы спрашиваете?

– Он раньше служил в гвардии…

– Да, он отставной подполковник, кажется.

Ревицкий презрительно хмыкнул.

– Может, вы объясните наконец, ротмистр, к чему ваши вопросы и эта