Читать книгу - "Мазыйка. Приговорённый город - Алёна Моденская"

определил самого Новикова. Подъезд с высокими потолками и широкой лестницей. Шаги отдаются эхом. Кованые перила, большие лестничные клетки, двойные двери на площадках.

Судя по тому, что у каждой двери имелся всего один звонок, каждую квартиру занимала лишь одна семья. Чем же жил этот город, раз тут так заботились о гражданах.

Задать этот вопрос Новиков решил позже, а пока они с Игнатьевым прислушивались к трели звонка. И тишине за дверью.

— Она замужем? — тихо спросил Новиков.

— Вдова, — шёпотом ответил Игнатьев. — Война.

— Дети, родители?

— Детей нет, родители умерли, — покачал головой Игнатьев.

Новиков молча посочувствовал женщине у которой, очевидно, оставался лишь один интерес в жизни — работа. Оттого, наверное, и завела романчик с Кравчуком. Как недавно думал Новиков о городе — приговор вынесен, а жить-то хочется. Вот и Ткач, похоже, боролась с подступающей старостью и одиночеством, заполняя жизнь бесконечным оборотом вещей и любовником. И ещё помогала местным дефицитные вещицы доставать. Они её за это презирали, но в глаза только льстили.

Кроме того, оставался ещё вопрос относительно её участия в шпионских играх, на которое намекал Кравчук в своём письме.

— Не открывает, — произнёс Игнатьев, отстраняясь от двери.

— Слесаря вызываем? — уныло спросил Новиков, осматриваясь. — Понятые, наверное, понадобятся. Отсюда ещё не все уехали?

Игнатьев вновь смерил его холодным взглядом. Так, — протянул про себя Новиков. Он что, опять вляпался? Понятых в этом городке, что ли, не считали обязательным звать? А как двери вскрывали?

— Сами справимся, — вдруг произнёс Игнатьев и достал из внутреннего кармана что-то вроде школьной готовальни.

Игнатьев повёл бровью и коротко кивнул за плечо, как бы давая Новикову понять, что ему предстояло «стоять на стрёме». Хотя на самом деле чекист просто не хотел, чтобы Новиков видел процесс вскрывания замков.

А этим искусством Игнатьев владел на приличном уровне. Он справился с задачей за полминуты, Новиков даже не успел лестницы толком осмотреть.

— Что мы напишем в отчёте? — шёпотом спросил Новиков, когда Игнатьев убрал инструменты.

— Что дверь была открыта, — произнёс чекист, заводя руку под полу пиджака.

Он осторожно, кончиками пальцев, потянул створку на себя, она послушно отошла. Ткач отчего-то не позаботилась о том, чтобы запереться ещё и на цепочку, хотя таковая имелась. Игнатьев бесшумно переступил порог, бегло осмотрелся. Квартира встретила душной тишиной и какими-то резкими ароматами, вроде ярких духов.

Игнатьев обернулся и коротко дёрнул головой, приглашая Новикова следовать за ним. Майор тоже вошёл, аккуратно прикрыл дверь, стараясь не оставлять на ней отпечатков.

Игнатьев неслышно ступал по пёстрой дорожке прихожей, вытягивая шею и заглядывая в большие дверные проёмы.

«Да по этой квартире на велосипеде можно ездить», — подумал Новиков, рассматривая широкий коридор, что-то вроде холла или гостиной с большим круглым столом, резной мебелью, картинами в богатых рамах и фикусами в кадках.

— Есть кто дома? — громко произнёс Игнатьев, занимая выгодную позицию с прикрытой спиной и путями отхода. — Хозяйка! У вас дверь открыта!

Ответа не было. Только тикали огромные напольные часы.

— Оксана Максимовна! — опять позвал Игнатьев.

Снова тишина.

Игнатьев кивнул Новикову в сторону. Тот прошёл за угол, заглянул в кухню. Там нашёлся богатый резной буфет, полный разномастной посуды, газовая плита с баллоном, холодильник, даже подвесные шкафы. Громадная такая кухня, размером с однушку в хрущёвке, которые теперь уже, наверное, начали проектировать.

Потом Новиков исследовал ванную, тоже просторную. Да тут бы сауна с бассейнчиком поместилась. Зеркало, отряд баночек и тюбиков на полочке. Новиков присмотрелся. Крема-то импортные. Ну, это понятно — дама умела доставать дефицитные вещи.

Стук по косяку, и Новиков подпрыгнул. Привычно занёс руку на бок, туда, где обычно носил кобуру. Которой теперь, увы, с собой не имелось. Игнатьев это заметил, но так ничего и не сказал. Только вновь коротко кивнул.

Он уже шагал нормально, не боясь, что кто-то услышит.

Провёл Новикова через гостиную в спальню с коврами, большим шкафом и овальным зеркалом трюмо. Кровать с горой подушек и шёлковым покрывалом. И массивная дверь, к ручке которой привязана натянутая верёвка.

Новиков провёл рукой по лицу. Хозяйка квартиры нашлась за дверью, в полуметре от пола, уже синяя. Висела, запрокинув голову на бок.

— Смотри, переодеться успела, — прошептал Новиков, окидывая взглядом красный шёлковый халат на трупе. Под ним виднелась кружевная комбинация с чулками.

Ну не Кравчука же она ждала. Он ведь ко вчерашнему вечеру сам уже богу душу отдал. Наверняка же знала.

От звука телефонного звонка подскочили уже вдвоём, причём оба сразу потянулись к кобуре. Увы, у Новикова, в отличие от чекиста, её не было. Игнатьев плюнул и ругнулся. Прошёл куда-то, снял трубку, и судя по звуку, просто бросил её рядом с аппаратом. Наверное, ещё и провод на всякий случай выдернул.

А Новиков заметил кое-что интересное на столике у зеркала. Листок бумаги, исписанный красивым, но дрожащим почерком.

Когда вернулся Игнатьев, майор взглядом указал ему на трюмо. Вместе они встали у записки, чтобы прочитать, что Оксана Максимовна Ткач брала на себя вину за гибель её давнего любовника Кравчука Б.

Якобы он угрожал раскрыть её пособничество деятельности группы иностранных разведчиков на территории СССР. Кроме того, он уже отправил донос о её спекуляциях в КГБ. Поэтому она вызвала его запиской к реке, а там столкнула с лестницы и утопила. Теперь ей грозит высшая мера, но приговор в исполнение приводит она сама, чтобы не видеть осуждения дорогих ей людей. В конце записки Ткач просила прощения у отца и матери. Подпись, число.

— Ерунда какая-то, — на автомате произнёс Новиков, дочитав записку.

— Почему? — спокойно спросил Игнатьев.

— Нарядилась и повесилась? — скептически спросил Новиков. Он подошёл к покойнице. У неё по лицу тушь растеклась. Стало быть, перед смертью Ткач плакала.

Новиков встал прямо перед телом и обернулся. В поле зрения попало зеркало трюмо.

— Женщина не стала бы вешаться, глядя на своё отражение, — наконец произнёс Новиков. — Тем более такая красивая.

— Логично, — повёл бровями Игнатьев. — Что ещё?

Так. Он, оказывается, сделал ровно те же самые выводы, что и Новиков, просто благоразумно о них умолчал, предоставив «коллеге» право показать себя в расследовании. Что же у него на уме, у этого чекиста.

Ладно, едем дальше.

Новиков окинул взглядом верёвку, сдавившую шею Оксане Ткач. Обычная, воде бельевой. Как тонкий канат.

— Надо бы ногти осмотреть, — пробормотал Новиков, приглядываясь к красному маникюру погибшей. — Если она сама вязала узлы, там остались ворсинки.

— Осмотрим, — кивнул Игнатьев. И замолчал. Так. Стало быть, он заметил ещё какие-то несоответствия, теперь ждёт, ухватит ли их Новиков.

— Кольцо на месте, — произнёс майор, продолжая