Читать книгу - "Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов"

сказал мне, что вас в классе прозвали Лобачевским? — при первой встрече сказал профессор Мите. — Любопытно. Что я вам скажу? Аттестат у вас так себе. Видно, ленились, откалывали разные коленца. Ведь так? Признайтесь…

Митя признался:

— Так.

— Ну вот видите. Молодость есть молодость, ей свойственны свои порывы и заблуждения. Вы знаете, что отчубучил однажды Лобачевский, будучи студентом? Оседлал корову и, превратив рога в подобие шоферской баранки, сделал несколько кругов по городскому парку.

Посмеявшись, Воздвиженский поднял указательный палец и строго сказал:

— Но это не помешало ему стать Ло-ба-чевским!

…Митя Лукошко удачно прошел собеседование по профилирующему предмету и был зачислен на механико-математический факультет.

— Да ты в рубашке родился! — узнав об успехах сына, с удивлением воскликнул отец.

— Не в рубашке, а в белых носках, — счастливо засмеялась мать. Она понимающе переглянулась с сыном.

Полетели дни и годы учебы в университете. В голубой дымке мерещилось Мите его будущее. Аспирантура. Самостоятельные исследования и открытия. Выступление с докладом на международном симпозиуме. Собственные книжки, почетные звания. И вот уже состарившийся профессор Воздвиженский передает ему, Мите Лукошко, свою кафедру, своих учеников. Нельзя сказать, что Митины мечты не имели под собой никакой почвы. Имели. Воздвиженский явно благоволил Мите. Говорил, что многого ожидает от него.

— Что вы всегда какой-то вялый, скучный? — спросил он его однажды. — Вот я в свои студенческие годы был совсем другой. Принадлежал к знаменитой Лузитании. Так назывался коллектив учеников Николая Николаевича Лузина, создателя московской математической школы. Жили мы в трудных условиях. Это были первые годы революции. Месяцами сидели на одной селедке. Я долго потом, когда времена изменились, селедку не мог есть. Одевались мы тоже как придется. И все же жили, учились весело, увлеченно! А вы? Все к вашим услугам, общество спешит удовлетворить каждую вашу потребность, каждое желание. А вы какие-то вялые, скучные. Неужели вам не знакомы страсти? Чем страсти сильнее, тем полезнее они обществу! — Он подумал и добавил: — Если, конечно, направление их не вредно.

Что-что, а страсти Мите Лукошко были знакомы.

Недавно у него завязалась интрижка с профессорской дочкой Лялей. Ляля была совсем не похожа на отца. Тот — высокий, худой, костистый, а Ляля маленького роста, круглая. Вещи на ней всегда были дорогие, но как-то не смотрелись — все не в тон, мятое, растерзанное… Здесь нет пуговицы, там расстегнулась молния.

Ляля славилась умением печь пироги. Разные — с мясом, рыбой, луком, всевозможными фруктами. С этих пирогов все и началось. Митя ел, нахваливал кулинарное искусство профессорской дочки, а ей почудилось, будто восхищение относится не только к пирогам…

Ляля была замужем. Но это не помешало ей страстно влюбиться в Митю. Что она в нем нашла? Митя был далеко не красавец. Роста невысокого, со склонностью к полноте. Волосы хотя и красивого цвета, темно-каштановые, но не густые. Глаза голубые, но голубизна какая-то жидковатая. Скорее всего, Ляля влюбилась не в Митю как такового, а в тот образ молодого талантливого математика, который составила себе из рассказов отца.

Ляля бросилась в свою любовь к Мите, как в омут головой. Он не ожидал такой девичьей непосредственности, такой страстной пылкости от замужней женщины. Привязанность дочери Воздвиженского была ему по душе. Но соединять себя с этой женщиной брачными узами? Нет, на это он не согласен.

Почему, спрашивается, он не захотел жениться на Ляле? Ведь брак этот, без всяких сомнений, еще больше сблизил бы его со стариком. А ведь именно от него, от профессора Воздвиженского, зависело, и в немалой степени, исполнение честолюбивых Митиных планов.

Тем не менее Митя был непреклонен: нет и нет, на Ляле он не женится. Не такая ему нужна жена. А какая?

Митя как мужчина не представлял собою ничего интересного и сам это отлично знал. И тем не менее в его сердце пылала неукротимая страсть Дон-Жуана. Он с наслаждением читал и перечитывал в книгах о Наполеоне страницы, посвященные его многочисленным любовным успехам. Невзрачный корсиканец с легкостью завоевывал сердца красавиц. Митя не терял надежды… Его избранница будет лучшей из лучших. Взглянув на Митину жену, каждый подумает: а этот Лукошко, видно, парень жох, ишь какую кралю отыскал.

Жениться на этой растрепе Ляле? Ни в коем случае! С нею он и месяца не выдержит, начнутся ссоры, слезы, она бросится с жалобами к отцу, все закончится скандалом. Нет, этого он не допустит. Легкая интрижка — не более…

Однако потерявшая голову Ляля начала делать глупость за глупостью. Когда однажды Митя поторопил ее: пора домой, а то муж заподозрит, она беспечно ответила:

— А пусть… Он все равно знает.

— То есть как — знает? Что знает? — Митя был неприятно удивлен Лялиным ответом.

— Ну не могу же я поддерживать отношения с мужем, когда мы… когда мы любим друг друга?

Она смотрела на него с не меньшим удивлением, чем он на нее.

— А отец? — уже заранее догадываясь о ее ответе, упавшим голосом спросил Митя.

— Да… Он тоже в курсе наших отношений.

— И?

— Что «и»? Конечно, сначала он страшно расстроился, рассердился на тебя. Но я ему объяснила: у нас с тобой все серьезно. Так ведь оно и есть, не правда ли?

— Да, да, очень серьезно, — пробормотал Митя, пожалев, что дал вовлечь себя в эту историю. Он постарался несколько остудить неожиданный пыл своей подруги.

— Я тебя, Ляля, конечно, люблю, — осторожно подбирая слова, произнес он. — Но ты уже не девочка, должна понимать: для вас, женщин, и для нас, мужчин, любовь это… ну как тебе сказать… в общем, не одно и то же… Для вас это — брак, семья, дети… Мы же ищем в любви прежде всего нравственную поддержку. Ведь мужчине так много надо в жизни сделать, столько препятствий преодолеть. А если у тебя на плечах — груз?..

— Груз — это я?

Она пристально смотрела на Митю, едва удерживая слезы.

В глубине души Митя был готов к тому, что после его слов Ляля повернется и уйдет. Но она не ушла — видно, не разуверилась еще в Мите до конца. Промокнула ладошкой повлажневшие глаза и дрогнувшим голосом сказала:

— Митя, дорогой, о чем ты говоришь?.. Неужели ты думаешь, что моя цель затащить тебя в загс? Я просто тебя люблю. И хочу быть с тобой. Вот и все. За что же ты меня казнишь?

Чувствуя облегчение — разговор о загсе, по крайней мере, в ближайшее время не грозил, — Митя сказал:

— Думаешь, мне легко так с тобой разговаривать? Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Но я хочу до конца быть честным.

Звучало это благородно,