Читать книгу - "Коллекция - Валерий Аркадьевич Горбунов"

старую рубашку. Разрыв между богатством и бедностью был столь очевиден, столь велик, что невольно наводил на мысль о ненормальности протекавшей в этих комнатах жизни.

О ненормальной жизни, увенчанной столь же ненормальной смертью.

Коноплев искал между ними связь — между жизнью и смертью, но не находил. Такое было впечатление, что дорогие старинные вещи, которые громоздились вокруг, были в заговоре с бывшим хозяином квартиры и за долгие годы совместного существования научились у него умению хранить тайны.

— Скажите, Сомов, как вы себя чувствуете в этой квартире… среди этой роскоши?

Тот пожал плечами:

— Как чувствую? Нормально.

Коноплев улыбнулся.

— Нормально? А я нет. Достаньте-ка из своей красивой папки опись коллекции, почитайте вслух, если вам не трудно.

Сомов достал из папки бумаги и начал читать:

— Комодик с эмалями французской работы XVIII века, круглый столик с крышкой из оникса, горка круглая, первая четверть XIX века, диван красного дерева, первая треть XIX века, итальянец с итальянкой, картина первой половины XIX века, портрет мадам Рекамье, начало XIX века, портрет мужчины в профиль, миниатюра на дереве, работы французского мастера, фарфоровая фигурка Амура с сердцем, ваза амфоровидная с изображением Петра Великого, Поль и Виргиния, группа из фарфора…

— У вас, товарищ, дома случайно нет группы из фарфора под названием «Поль и Виргиния»? — поинтересовался Коноплев у главного инженера ЖЭКа.

— Нету, — отвечал он.

— И у меня нет, — как бы с сожалением проговорил Николай Иванович. — А вот у Лукошко была. Между тем хозяин этой квартиры зарабатывал немногим больше, чем мы с вами… Вопрос — откуда все это взялось?

— Может быть, наследство? — неуверенно высказала предположение соседка.

— Исключено! Согласно достоверным данным, все это нажито самим Лукошко. Как нажито? Ну, прежде всего путем строжайшей скаредности, экономии, самоограничения; говорят, он отказывал себе во всем. Моя жена, которая долгие годы работала с ним в одном театре, рассказывала: последние двадцать лет Лукошко ходил в одном и том же костюме. Однажды, во время зарубежных гастролей, на приеме она обратила внимание на то, что он ничего не ест. Хотя стол был богатейший. После приема жена поинтересовалась у Лукошко, в чем причина такого воздержания. Оказывается, он ничего не ел из боязни, что за съеденное придется платить. Когда он узнал, что его воздержание было напрасным, поскольку угощение ничего не стоило, — поверите ли, слезы брызнули у него из глаз! Но на одной экономии далеко не уедешь… Ему, должно быть, приходилось хитрить, изворачиваться, чтобы покупать задешево то, что стоило дорого. Вот вы, Сомов, говорите, будто чувствуете себя среди всех этих вещей нормально… А меня оторопь берет, когда я представлю себе, с какой яростной страстью наживал Лукошко свою великолепную коллекцию…

— Это все лирика, — мрачно проговорил Сомов. — Мы только зря теряем время.

— Ну, положим, это не совсем так, однако не будем спорить. Все, товарищи! Больше вас не задерживаем. Распишитесь вот здесь. Спасибо. Всего доброго.

Вернувшись в управление, Коноплев пригласил Сомова к себе.

— Хотите, капитан, я вам скажу, что вы искали в квартире Лукошко во время первого осмотра? Следов крови на кресле с зеленой обивкой… Так?

— Их не обнаружили, — буркнул Сомов.

— Ну да… Этого следовало ожидать. Чтобы исследовать обивочную ткань, вы вырвали клок на довольно-таки заметном месте, это нехорошо. Тем более что вся ваша возня с креслом была излишней. Вы в нем сидели, помните, какая у него высокая спинка? Если бы я, скажем, захотел незаметно нанести вам удар, Сомов, то дождался бы, пока вы встанете с кресла. Характер же ранений на трупе свидетельствует, что нападение было совершено, когда Лукошко сидел.

— Мало ли что…

Коноплев посмотрел на Сомова с жалостью:

— Разве вы не знаете, что криминалистика обязана изучать явления в их причинной связи с другими явлениями?

— Это все прописные истины. — Сомов налился темно-бурой краской.

— Ну хорошо, — Коноплев поспешил перевести разговор в другое русло. — Насколько я знаю, обнаружить на квартире целлофан, брезент и веревки, подобные тем, которые использовались при упаковке трупа, не удалось?

— Нет.

— Вы зачем-то изъяли большой кухонный нож с деревянной ручкой?

— Им вполне могло быть совершено убийство…

— Однако никаких следов крови — я имею в виду человеческую кровь — экспертиза не обнаружила.

— Нет.

— Значит, ножичек придется вернуть. Итак, к каким выводам вы пришли, если не секрет?

— Убийство совершено в другом месте.

— Верно! А с какой целью?

— Товарищи Ворожеев и Ерохин полагают, что с целью ограбления.

— А вы? Что думаете лично вы?

Сомов пожал плечами, как будто это было абсурдным — ожидать, что у него может быть мнение, отличное от мнения начальства.

— Какая сумма могла быть у Лукошко в момент убийства?

— По свидетельству сына, могло быть тысячи полторы-две. Иногда Лукошко совершал довольно-таки дорогие покупки, расплачивался наличными.

— Две тысячи? Что ж, сумма вполне солидная. Но две тысячи — это много по отношению к нашей с вами зарплате. А вот в сравнении с ценностью коллекции это мизер…

— Но Лукошко не носил коллекцию с собой в кармане, — заметил Сомов.

— Вы начинаете проявлять юмор, это мне нравится. Вы вообще мне нравитесь. У вас много достоинств, а недостаток, пожалуй, только один. Вы очень обидчивы и не любите признавать свои ошибки. Я, честно говоря, тоже не люблю, но заставляю себя.

— Мотивы преступления в общем виде нетрудно себе представить. Лукошко был человеком богатым. Коллекция полмиллиона стоит, — проговорил Сомов.

— Но ведь коллекция цела-целехонька! И теперь переходит к сыну. Кстати, Лукошко-младший, в отличие от своего отца, скупердяя и жулика, кажется, вполне достойная личность. Я слышал, что он талантливый математик. А как вы знаете, редко бывает, чтобы хороший человек убил плохого. Чаще наоборот. А теперь, капитан, получите задание. По нескольким зеленым ворсинкам, обнаруженным экспертами на пиджаке Лукошко, вам предстоит установить: название мебельного гарнитура, страну, в которой он произведен, магазины, в которых подобного рода мебель продавалась, и — при благоприятных условиях — выявить лица, которые эти гарнитуры приобрели.

Сомову в этих словах почудился подвох. Это было видно по встревоженному выражению его лица. Даст ему Коноплев невыполнимое поручение, а потом раззвонит на все управление: ни на что, мол, не способен этот Сомов. Простейшее дело не смог сделать.

«Вот беда, парень не только обидчив, он еще и мнителен к тому ж…»

— Вам это задание кажется невыполнимым? — мягко спросил его подполковник. — Напрасно, капитан. Ворсинки бывают только на новой мебели, которая еще не успела вытереться. Это сильно сужает размеры поиска во времени. Ограничьтесь двумя месяцами, предшествовавшими пропаже Лукошко, — февралем, мартом… Импортная мебель, как правило, в магазины поступает довольно редко и небольшими партиями. Это тоже