Читать книгу - "Смерть в вязаных носочках - Аманда Эшби"

баре, его вытолкают взашей. У нас все-таки презумпция невиновности.

— Спасибо тебе за доброту. Я передам Элисон. — Наседка выдавила вялую улыбку, в ответ на которую женщина пожала плечами, словно ей было неловко принимать похвалу, и перевела взгляд на Джинни:

— Добро пожаловать. Я все ждала, когда вы наберетесь смелости присоединиться к нам. Меня зовут Рита.

У Джинни запылали щеки: она вспомнила, сколько раз проходила мимо бара, стесняясь зайти в одиночку.

Наседка сжала ей руку:

— Не тревожьтесь, она вас поддразнивает. Рита — вдова, как и мы, так что она все понимает.

Хозяйка кивнула:

— Я потеряла Кевина четыре года назад и знаю, с какой легкостью можно застрять в прошлом, забыв, что надо жить дальше. Хотя вряд ли вы сильно воодушевились, когда обнаружили свою начальницу мертвой. Не самый простой способ освоиться на новой работе.

— Это верно. — Джинни не хотелось думать ни о трупе Луизы, ни о ярости на лице орущего на Элисон Бернарда.

Рита, кажется, поняла ее и дружески улыбнулась:

— Ну, что сделано, то сделано. Хорошо, что вы пришли в себя.

— Спасибо за гостеприимство. Чудесный бар.

— Он сильно изменился с тех пор, как я здесь хозяйничаю. Поначалу это был отрезанный ломоть, сюда наведывались только завсегдатаи. Нет, мои нововведения их не отпугнули, — хозяйка кивнула на группку мужчин, которых Джинни уже видела в библиотеке, — но у нас хотя бы появились другие посетители, в том числе туристы. Мне нравится думать, что мой бар приносит пользу и мне, и городку.

— Прилив поднимает все лодки, — мягко заметила Наседка. (Джинни начинала подозревать, что мягкость вообще свойственна этой женщине.) — И не забудь о следующей встрече нашего книжного клуба. Мы читаем «Неуютную ферму»[8]. Я на прошлой неделе занесла тебе книжку.

— Знаю. Ты просто прелесть. На этот раз я ее прочитаю, кровь из носу, — поклялась Рита, и тут где-то со звоном разбилось стекло. Рита прикрыла глаза, словно пытаясь обрести дзен. — Ну я пойду. Кое-кому неймется обрести дурную славу. Джинни! Рада знакомству. Захаживайте.

Джинни пообещала заходить, после чего обернулась и обнаружила, что Наседка, Мелочь и Джей-Эм не сводят с нее глаз. Придется сказать им правду.

— А тот ежедневник…

— Вы знаете, где он? — Все три подались вперед.

— Долго рассказывать, но в итоге он попал ко мне в сумку. Я обнаружила его только вчера и отнесла прямиком в полицию. Подумала, что он нужен следователям как улика.

— Кому вы его отдали?

— Инспектору Уоллесу. — Джинни внимательно изучала собственные пальцы. Она правильно поступила, отдав вещественное доказательство инспектору полиции, но терпеть не могла разочаровывать людей. — По-моему, он не особенно заинтересовался, потому что в ежедневнике не было ни одной страницы.

— Он был пустой? — Мелочь ахнула.

— Не совсем. — В горле у Джинни встал ком; она не могла поднять глаз на сидевших перед ней женщин. — Там был конверт. С написанным от руки именем Луизы. Кремового цвета, а на клапане штамп — корона.

— Боже мой! — Наседка отложила вязание, и ее нижняя губа задрожала. — По описанию похож на те, что есть у Элисон. Вдруг это тот самый? Посмотреть бы на него!

— Посмотреть можно, я его сфотографировала. — Джинни извлекла из сумки телефон, открыла фотографию. Три подруги не сводили с нее глаз. — Сфотографировала по привычке. Я работала в медицинском кабинете, там очень важно все документировать.

Фотографий было общим счетом четыре, и Джинни пустила телефон по кругу.

Наседка подняла глаза от экрана. Глубокие морщины, которые залегли вокруг рта, теперь разгладились, а глаза сияли.

— Это не почерк Элисон. — Но тут ее воодушевление увяло. — Но конверт очень похож на ее конверты, это совершенно точно. Ничего не понимаю.

— Зато я понимаю. — Джей-Эм допила вино. — Кто-то пытается навесить преступление на Элисон, используя ее почтовые принадлежности. Поэтому и мышьяк подсыпали в закваску: преступник знал, что Луиза заказывала хлеб в бакалее. Одна буханка картофельного хлеба с розмарином каждую неделю.

— Вы уверены?

— Да. Она обожала этот хлеб и в прошлом году, когда однажды его распродали, страшно разозлилась. Тогда-то она и начала его заказывать. Я убеждала Элисон ничего не продавать Луизе после того, как суд выдал запрет на контакты, но разве она послушает.

Джинни закрыла глаза, вспоминая, что читала когда-то про полосы Месса. Такие полоски образуются со временем, а значит, Луиза получала малые дозы яда на протяжении нескольких недель или даже месяцев. При этом она страдала аритмией, и кто-то, вероятно, надеялся, что у нее произойдет сердечный приступ и смерть будет выглядеть естественно.

Джинни открыла глаза и посмотрела на сидевших за столиком женщин.

— Но отравить Луизу таким образом… и подставить Элисон… По-моему, это уже слишком.

— Потому преступник и пошел на это. — От ужаса у Мелочи округлились глаза. — Решил, что ни у кого не возникнет вопросов… А если яд и обнаружат, то все будет выглядеть так, будто яд подсыпала Элисон. Учитывая, какие у них с Луизой были отношения, умно. Умно, ничего не скажешь.

— Ерунда. Он или она не настолько умны, раз уж мы уже идем по следу, — напомнила Джей-Эм, после чего ободряюще взглянула на Джинни. — Мы же бывший общественный патруль, у нас чутье на такие вещи.

— Кто бы ни стоял за отравлением, пострадала моя бедная девочка. Н-ну и Луиза, конечно. Боже мой, как все запутано! Боюсь, никто не поверит, что Элисон ни при чем. — Голос Наседки задрожал, плечи опустились. — Надо найти письмо.

Все четыре замолчали. Джинни склонила голову: в памяти всплыли картины ее собственного прошлого.

Когда Джинни было шесть лет, отец умер, оставив ее некогда очень деликатную мать в глубоком горе и — как теперь подозревала Джинни — в муках недиагностированной депрессии. Депрессия выражалась в том, что мать Джинни восемь месяцев то бродила где-то ночи напролет, то отказывалась покидать дом. Все это сопровождалось визитами социальных работников, которые действовали из лучших побуждений, несколькими арестами за магазинные кражи и нарушение общественного порядка; кончилось все тюрьмой. Джинни стала жить у тетки, и хотя мать позже воссоединилась с ней, прежней она уже не стала. А все потому, что никто не пришел ей на помощь и не постарался понять, что происходит на самом деле.

Из воспоминаний Джинни вырвал резкий скрежет — это отодвинули стул. Джей-Эм, не говоря ни слова, поднялась и ушла к барной стойке; толпа выпивох на время расступилась, чтобы пропустить ее. Через несколько минут Джей-Эм вернулась с подносом, на котором стояли четыре стаканчика, в которых поблескивала янтарная жидкость.

— Нам нужен «Драмбуи»[9]. — И она раздала стаканчики.

Джинни не помнила, когда она в последний раз пила крепкое спиртное, но густой сладкий аромат щекотал нос, и она обнаружила, что следом за подругами подносит стаканчик ко рту. Сладкий мед и апельсин, сдобренные дубовой ноткой, наполнили ее, обожгли гортань, огнем растеклись по венам. Прогнали воспоминания о матери и о мертвом теле Луизы. Джинни стало легко и спокойно.

— Большинство здесь считают, что мы — три чокнутые бабки, которым делать больше нечего, кроме как шнырять по городу и причинять людям неприятности. — Джей-Эм поставила стаканчик, и Джинни сглотнула, вспомнив слова Коннора.

Всуетные вдовы.

— Я вас такими не считаю. Ни чокнутыми, ни бабками, — сказала она, все еще плавая в тумане, который напустил «Драмбуи».

— Вы очень добрый человек. — Наседка уютно улыбнулась ей. — Вы мне сразу понравились. А еще вы приютили того котика.

— Я хочу сказать, — продолжила Джей-Эм, — что мы все равно что семья. Ни я, ни Ребекка так и не вышли замуж, не завели детей. Десять лет назад мы с ней продали галерею в Лондоне и переехали в Литтл-Шоу, и именно Наседка, Элисон и Мелочь приняли нас, не задавая вопросов. А потом Ребекка умерла. Что ж… — Лицо Джей-Эм утратило грозное выражение, и она опустила голову.

— Джей-Эм не любит, когда