Читать книгу - "Ловцы черных душ. Дело летающего ведуна - Роман Валериевич Волков"

словно застыло между двумя эпохами, как и сам город С., не решивший еще, куда ему двигаться – в сторону прогресса или окончательного увядания.

В номере пахло лавандовой водой – горничная, видимо, пыталась перебить застоявшийся запах пыли и старого дерева. Лилия неторопливо расположила на туалетном столике свой арсенал: баночки с притираниями, тусклое серебро пудреницы, флаконы с красками. Transformation délicate, как говорят французы, требует неспешности и внимания к деталям.

Сначала лицо. Рисовая пудра слой за слоем ложилась на кожу, превращая живой румянец в мертвенную бледность венецианского мрамора. Темные тени вокруг глаз – не просто черные, а с легким лиловым оттенком, будто следы бессонницы и тайных страданий. Губы – тонкая полоска траурного фиолета, точно след от поцелуя призрака. Волосы распущены и намеренно растрепаны, как у героинь прерафаэлитов.

Траурное платье, извлеченное из саквояжа, было сшито словно специально для подобных случаев. Черный шелк, тяжелый и глухой, как ночь в склепе, с высоким воротом, расшитым стеклярусом – каждая бусина отражала свет, будто крошечное зеркало в темноте. Вуаль, густая, как туман над кладбищем, довершала образ.

Спускаясь в холл, Лилия заметила, как отшатнулась молоденькая горничная, как перекрестился украдкой седой швейцар. Превосходно! Значит, образ действительно удался. Похоронный фаэтон, заказанный заранее, уже ждал у подъезда – тяжелая черная карета с серебряными накладками и бахромой, запряженная вороными лошадьми. Кучер в своем традиционном облачении, похожий на ворона, только молча кивнул, помогая ей подняться.

Экипаж медленно двинулся по булыжной мостовой в сторону учительского института. Сквозь вуаль город казался размытым, нереальным, словно отражение в старом зеркале. Именно такой эффект и требовался – ведь члены декадентского клуба, собиравшиеся на свое закрытое заседание, где сегодня выступал «особый гость, герр Михель», жаждали не реальности, а ее искаженного, болезненного отражения. Лилия знала, что ее появление произведет нужное впечатление – она станет воплощением их фантазий о прекрасном увядании, о романтической скорби, о таинственной незнакомке из готических романов.

Скользнув в полумрак прокуренной залы, Лилия небрежно обронила швейцару несколько слов с легким румынским акцентом: «Княгиня Анила Блекула». Эффект превзошел все ожидания: местные искатели тайн и мистики, облаченные в нарочито мрачные одеяния, буквально остолбенели. Очевидно, появление настоящей трансильванской аристократки, да еще в столь готическом образе, превосходило самые смелые их фантазии о декадентских собраниях.

Не удостоив никого даже взглядом, она выбрала самый темный угол залы, где старое бархатное кресло, казалось, только и ждало подобную посетительницу. Свет газовых ламп, и без того тусклый, постепенно угасал, уступая место черным свечам, чей неверный огонь придавал лицам собравшихся болезненный, желтоватый оттенок.

Наконец, после томительного ожидания, на небольшое возвышение грузно взобрался господин, чья комплекция никак не вязалась с его траурным костюмом, явно купленным в лучшие времена. Прокашлявшись и приняв позу, по его мнению, достойную верховного жреца древних культов, он начал свою речь:

– Meine Damen und Herren… То есть почтеннейшая публикум! – Голос толстяка метался между шепотом и фальцетом, как летучая мышь в темноте. – Наша губерния… – Он простер пухлые руки к потолку, где в табачном дыму терялась лепнина. – О, наша благословенная губерния! Располагаясь в самом сердце, в мистическом средостении древнейших культур…

Тут он сделал многозначительную паузу и, очевидно для пущей значительности, процитировал что-то на латыни, безбожно перевирая произношение.

Лилия, наблюдая эту сцену сквозь вуаль, отметила характерный выговор – несомненно, поволжский немец, из тех, что обрусели настолько, что даже родной язык начал звучать с волжским акцентом. Толстяк между тем продолжал вещать, постепенно подводя к главной теме вечера:

– И именно здесь, в этих древних землях, in diesem heiligen Boden, – перешел он на драматический шепот, – сохранились они – ведуны! О да, достопочтенное собрание, – воздел толстяк указующий перст, – те самые колдуны, что веками, тысячелетиями передавали свое черное искусство от деда к внуку, хранили тайные знания в неприкосновенности…

Лилия, сохраняя неподвижность в своем темном углу, отметила, как после каждой подобной фразы собравшиеся украдкой поглядывали в ее сторону, словно ища подтверждения у настоящей трансильванской аристократки. Она же, храня неподвижность статуи, лишь изредка чуть наклоняла голову, отчего пламя свечей причудливо играло на стеклярусе ее траурного одеяния.

– Итак, достопочтеннейшая публикум… – Герр Михель промокнул лоб батистовым платком. – У мордвы, этого древнего народа, есть потрясающе точная классификация колдунов! О ja! Три типа: первые – рожденные с даром, вторые – обученные, а третьи – случайные! Die geborene Hexen, понимаете? – Он сделал многозначительную паузу, оглядывая притихшую публику. – Рожденных колдунов можно узнать сразу: у младенца непременно будет прядь светлых волос среди черных или… зуб! Представляете? Новорожденный с зубом! А случайные, о, это самое интересное! Умирающий колдун может передать силу через веник – любой, кто возьмет его в руки, обречен стать чародеем! Oder… простое рукопожатие! – Герр Михель понизил голос до драматического шепота: – Но самое главное различие – между летающими и нелетающими! Нелетающие, pfff, это так, мелочь, могут только отдельным людям гадости делать. А вот летуны! О-о-о! Эти с самим сатаной накоротке! Вылетают через трубу огненным клубком, голова как ковш, искры сыплются! Могут обернуться любым зверем – волком, свиньей, собакой! И младенцев… да-да, младенцев… – Он сделал жуткие глаза и картинно всплеснул руками, очевидно полагая, что именно так и должен выглядеть знаток темных искусств. – Но теперь, meine Freunde, – подался вперед всем своим внушительным телом герр Михель, – я расскажу вам самое сокровенное знание о летающих ведунах! О том, как они обретают свою силу!

По залу пробежал заинтересованный шепоток. Публика, состоящая по большей части из гимназистов старших классов, учителей и нескольких чиновников, уже привыкла к увлекательным историям герра Михеля. Каждую неделю он радовал их новыми захватывающими подробностями из жизни колдунов, вампиров и прочей нечисти, и все относились к этому как к приятному развлечению после скучных служебных будней.

– Летающий ведун должен собрать кровь! Ja, ja, именно кровь! – Толстяк понизил голос до заговорщического шепота. – От разных жертв берется понемногу, и от каждого человека ведун получает его особые качества – силу, ловкость, красоту! В полнолуние он омывается этой кровью, и чем больше жертв, тем могущественнее становится колдун! И наконец… – Тут герр Михель сделал эффектную паузу. – Он обретает способность летать!

Публика благодушно улыбалась – история была особенно хороша, надо отдать должное фантазии рассказчика.

Но тут выражение лица герра Михеля неуловимо изменилось, он словно весь подобрался и заговорил совсем другим тоном:

– А теперь, почтеннейшая публикум, пришло время представить вам нашего особого гостя…

По залу пробежала легкая дрожь – что-то в его голосе заставило всех насторожиться. Медленно разошелся черный бархатный занавес, и в полумраке свечей