Читать книгу - "Синдром усталости - Владимир Николаевич Моргунов"

— Конечно, — продолжал Григорьев, — можно попытаться исправить то, что природа сотворила словно бы в наказание, если обнаружить патологию в раннем возрасте и немедленно приняться за лечение. А “синдром усталости”, во-первых, не наваливается внезапно, для него не характерен такой ярко выраженный трагический финал, как при СПИДе, да и по времени это заболевание явно дольше растянуто, чем самая медленно текущая форма СПИДа. Нет ярко выраженных симптомов, вот в чем главная опасность “синдрома усталости”. Процесс длится годами, человек постепенно привыкает к тому, что устает он все быстрее, его постоянно тянет прилечь, у него побаливает голова, побаливают суставы — словно бы постоянно меняется погода или всегда бушуют магнитные бури. У человека слабеют, “усыхают” мышцы, у него заметно снижается потенциал и даже уменьшаются в размерах гениталии. Вялость и апатия становятся его постоянными спутниками. Он стареет с неестественной быстротой. И не окружающая среда тому виной — хотя ее влияние тоже не следует сбрасывать со счетов, но все равно оно пренебрежимо мало по сравнению с действием основного фактора. Вируса. Вы себе представляете, во что превращается страна, народ которой в значительной своей части поражен этим вирусом? Уже представили? А теперь попытайтесь уяснить для себя, что все это не выдумки газетчиков. Отнюдь. Уж я-то точно знаю, что такое заболевание существует. Более того, я сам активно способствовал его появлению.

— Ну, — засомневался Лисицын, — так уж и вы? Так уж и способствовали появлению? Я, конечно, не шибко силен в науке, в вашей специфике не очень разбираюсь, но мне кажется, что вы только открыли уже существующий вирус.

— Да в том-то все дело, что нет, — другой на месте Григорьева уже стукнул бы по чему-то кулаком— по табурету, который стоял перед ним, по краю кровати, на которой он сидел, по своему колену. Григорьев не стал стучать кулаком, но в его голосе появились впервые с начала разговора нотки отчаяния и безмерной тоски. — Вы хотя бы понаслышке знаете, что это за штука такая — генная инженерия? У нас был материал, и нам дали задание: построить из этого материала — вот именно: как строят, например, из кирпичей и бревен по чертежам дом — вирус, задав наперед основные его свойства. Уже на первой трети работы мы все — подчеркиваю: все, кто участвовал в разработке — поняли, что же это будет за чудовище. Понимаете, подобный вирус уже существовал, но он был не очень устойчив против воздействия разных факторов: температуры, разных агрессивных сред, антибиотиков и тому подобного. Этот, нами созданный, становился во много крат более живучим, а значит, и во много крат более опасным. Однако никто из нас не прекратил работу.

— Почему? — пораженно спросил Лисицын.

— Не знаю. Платили очень прилично. Да деле даже и не в этом. Азарт — вот в чем, наверное, главная причина. Игрек, просаживающим все свое имущество, тоже ведь ясно понимает, что поступает он неправильно, неразумно, что надо сделать только одно — бросить игру немедленно. А он не останавливается почему-то…

По бледному лицу Григорьева стекали струйки пота, несмотря на то, что в помещении было даже не очень тепло, не то что жарко.

— Хорошо, — сказал Лисицын. — Допустим, что все обстояло именно так, как вы рассказываете. Но как, во- первых, такое стало возможным в стране с тоталитарным, как ни крути, режимом? И во-вторых, вытекающее из “во-первых” — почему этим не занимались ученые б погонах, разрабатывающие бактериологическое оружие? А потом — если бы в самом деле существовал такой вирус- монстр, о котором вы говорите, то нашелся бы к в вашей… ну, отрасли, что ли, свой Вил Мирзоянов и устроил бы скандал планетарного масштаба. Не очень, вы знаете, все укладывается в общепринятый порядок вещей: в провинциальном институте маленькая труппа ученых — пусть очень толковых ученых, пусть отличных специалистов — делает работу, которая под силу целим НИИ с их суперсовременным оборудованием, делает открытие, которое сравнимо… ну, я не знаю… разве что с открытием ДНК в свое время.

— Штампы, стереотипы мышления, — на усталые глаза Григорьева опустились тонкие, полупрозрачные синеватые веки. — Открытия делались и будут делаться, где угодно. Оборудование, приборы, средства — это, если хотите, не решающие факторы. Существует еще нечто, вернее, целый ряд из “нечто”…

Он помолчал немного, словно бы собираясь с силами, потом заговорил опять.

— Что же касается ваших сомнений относительно того, как такие разработки можно было вести в стране с тоталитарным режимом, то вы, наверное, лучше владеете этим вопросом, честное слово. Ведь кто-то же спроектировал АЭС типа Чернобыльской, кто-то разрабатывал систему обслуживания таких станций, программу их испытаний — все эти люди занимались делом, по вредоносности сравнимым с нашим, а хоть кто-нибудь из них понес ответ? Вопрос риторический, не так ли? У нас же всю работу организовал Елизаров, у него, все везде было “схвачено”, для него никаких преград не существовало. Он привез двоих ребят из-за океана с полудохлым вирусом в супернадежной герметической упаковке, он обеспечил нам все условия, а уж мы тут… открыли кладезь бездны.

***

11 марта 1994 года,

пятница. Москва.

— Вот, — завершил свой доклад Лисицын, — такая, стало быть, получается петрушка. Больше опрашивать было некого, теперь, возможно, стоит поискать эмигранта Лаптева, но, скорее всего, у нас для этого средств не найдется.

— Да уж, — покачал головой Ожогин, — насчет Лаптева — это ты, брат того… размечтался. А вообще-то ситуация, что называется, тупиковая. Хотел бы я знать, на кого работал этот супермен Елизаров. А вообще-то часть ответа известна заранее — на себя он работал, на свое благополучие, на безбедное существование чад и домочадцев. Удивляет меня все же наш народ, по-прежнему голосующий за елизаровых — неужели верит он в то, что эти ребята всерьез, не понарошку борются за ценности, которые декларируют: за труд, равенство, братство? Ведь если это, что рассказал тебе этот южнороссийский Гамлет, правда, то, выходит, они, елизаровы, готовы этот самый народ под корень извести, если данное занятие дает им хоть какой-то шанс подзаработать детишкам на молочишко. Итак, примем за основу версию, что все, поведанное Григорьевым, соответствует действительности. Снижение трудоспособности, хирение в масштабах всей страны или даже в больших, глобальны масштабах, снижение репродуктивной функции, то есть, способности к размножению — кому все это было надо? В чем смысл подобных экспериментов? Ведь в хилом рабе никто не заинтересован.

— В ответ ни звука, — пожал плечами Лисицын, — молчит наука. Но если такая версия принята за основу, то неувязочка вроде бы получается —