Читать книгу - "Сказание об истинно народном контролере - Андрей Курков"

Снова прошла невидимая острая стрела сквозь тело народного контролера, но и в этот раз боль показалась Добрынину более слабой. Он без потери сознания переждал ее, и тут же в голове его в результате непонятных процессов работы мозга засветилась цифра «2».

— Два! — уверенно сказал Павел Александрович.

— Правильно! — обрадовался старший лейтенант. — А хочешь попробовать меня о чем-нибудь спросить?

Добрынин согласился. Поменялись они с Волчановым местами. Объяснил народному контролеру старший лейтенант, как ручкой крутить. И задумался Добрынин над вопросом.

— Спрашиваю! — предупредил народный контролер. — Как зовут моего пса? — и тут же крутанул ручку механизма.

Старший лейтенант подпрыгнул на стуле и приземлился довольно неудачно, сломав задницей подлокотник. Однако быстро успокоился, сощурил глаза, вспоминая то, чего знать не мог, и на одном дыхании вымолвил:

— Дмитрий!

— Правильно! — озадаченно произнес Добрынин.

— Давай какой-нибудь другой вопрос, чтоб потруднее! — попросил Волчанов.

Народный контролер снова задумался. И вдруг в его памяти, потревоженной механизмом, всплыл вопрос, который он не понимал, однако всплыл он четко и торжественно, и тогда Добрынин произнес его:

— Как реорганизовать рабкрин? — и сразу же крутанул ручку механизма.

В глазах у народного контролера блеснуло, словно по Волчанову молния прошлась. Старший лейтенант еще раз подпрыгнул, упал на сиденье, как-то осел, уронив голову на плечо.

Добрынин даже испугался, решив, что не выдержало сердце старшего лейтенанта научных изобретений, однако уже через пару минут ресницы Волчанова задергались, подавая признаки жизни, а еще через короткое время он и глаза открыл, и хотя его взгляд был молочно-туманным, но он все же давал Добрынину надежду на ответ.

— Очкариков надо расстрелять, — внезапно осипшим голосом произнес Волчанов.

Добрынин попытался связать в одно целое вопрос с ответом, и хотя показалось это делом трудным, но после некоторого раздумья пришел все-таки народный контролер к мысли о возможной правильности слов Волчанова.

Пока Добрынин думал о странном, непонятном ленинском вопросе и о, наоборот, очень ясном ответе Волчанова, старший лейтенант полностью оклемался и смотрел на народного контролера уже совсем не затуманенным взглядом.

— Ну как? — спросил военный человек, и в голосе его зазвенела гордость то ли за себя, то ли за отечественную науку.

— Да-а, — согласился с его гордостью Добрынин, а сам подумал о Волчанове: «Какой он сильный!» И тут же по этому поводу захотелось в очередной раз засомневаться в словах поэта «единица — ноль!» Какой же это ноль, если человек может с такой легкостью выносить все лишения и даже боль, и все это только ради любви к Родине?

— Тебя по имени как звать? — совсем по-дружески спросил старший лейтенант.

— Паша.

— А я — Тимофей, Тимоха, одним словом! — проговорил Волчанов и протянул руку Добрынину. Рукопожатие было сильным и искренним.

— Молодец ты, Павел, — проговорил Тимофей. — Наш человек! Пошли, еще чайку выпьем, по-человечески побеседуем!

Выйдя из кабинета, Добрынин и Волчанов снова прошли мимо дремавшего на посту милиционера, но в этот раз он так сильно дремал, что и не проснулся.

— Плохо кончит! — покачал головой Тимофей. — А ведь тоже наш человек. Но ко сну слабый очень!

Поднялись на два этажа вверх, зашли в кабинет старшего лейтенанта. Он сходил куда-то и принес опять чайку, и хлеба с колбасой,и печенья.

— Я себя так хреново после этой стахановской сдачи крови чувствую, — жаловался Волчанов, поедая уже второй бутерброд. —Обычная норма — 800 грамм, почти литр, а повышенная — литр двести! Должны были сахара погрызть дать, для восстановления здоровья, но не привезли… Ну да ничего, вытянем!

Добрынин тоже не отставал от Тимофея в поедании бутербродов. Время от времени по их телу проскакивали отголоски недавней боли, но сознательного внимания на них Павел не обращал. Тело само содрогалось немного, но все это было Добрынину неважно.

— Ну а это, — вспомнил вдруг народный контролер первые слова Волчанова о проверке силы воли. — Как там волю проверяют? Так же, что ли?

— А-а, это ты про ПНП и ПСВ?

— Что? — переспросил Добрынин.

— Ну, Проверка На Преданность и Проверка Силы Воли, научные испытания человека, так оно правильно называется. Это дело посерьезнее, чем то, что ты делал.

Я ж говорил, что члены ЦК и Политбюро обязаны это дело раз в два года проходить…

— И им больно? — спросил Добрынин, подумав заботливо о товарище Калинине.

— Как тебе сказать… Настоящий коммунист — он ведь боли не чувствует, он ведь должен быть как камень. Так Ленин говорил. А камень что, камень ничего не чувствует. А если его разбивать, так только осколки летят! Ну, а если почеловечески, оно, конечно, больно. Но ты думаешь, только они ПНП и ПСВ проходят? Мы вот то же самое каждые полгода… Вот, смотри!

И Волчанов, задрав гимнастерку, показал на боку и груди лиловые линии шрамов.

— Это ПСВ, от ПНП следов не остается. Пораженный Добрынин покачал головой.

— Ты вот стихи любишь? — спросил вдруг Тимофей. Добрынин внимательно посмотрел на старшего лейтенанта. Неужели, подумал он, все военные любят стихи?

— Ну так, в общем да…

— Так вот, один поэт про нас сказал: «Гвозди бы делать из этих людей, не было б крепче в мире гвоздей!» — Волчанов выдержал паузу, ожидая, пока смысл стихов плотно войдет в понимание народного контролера. — Это правильно сказано!

Эти стихи Добрынину и в самом деле понравились. Повторив их несколько раз в мыслях для запоминания, народный контролер допил чай и взял с тарелочки последнее звездное печенье.

Волчанов посмотрел на свои командирские часы и вдруг покачал головой.

— А время летит, — задумчиво проговорил он. — Так и не заметишь, как очутишься в будущем! Да, — он тряхнул головой, словно прогоняя сладкое, но ненужное видение, и уже совсем другим, военным и строгим голосом продолжил: — Пора идти, товарищ Добрынин. Тебя еще товарищ Калинин ждет сегодня.

Народному контролеру путь по ступенькам вверх показался очень долгим. И снова взяло его изумление, когда вышел он из двери наружу и оказался на ровненьком булыжнике кремлевской территории.

Волчанов подозвал стоявшего у голубой елочки красноармейца, приказал ему проводить народного контролера к товарищу Калинину, а потом на прощание так стиснул ладонь Добрынина, что у того искорки перед глазами забегали.

— Давай, Павел, не забывай наших! — говорил он искренне. — До встречи!

— До встречи! — сказал в ответ народный контролер, и пошли они вместе с красноармейцем по ровненькому, как небо, кремлевскому булыжнику.