Читать книгу - "Претендент на престол - Владимир Войнович"

Разбирали пришедшую почту. Двенадцать баб в расстегнутыхватниках и плюшевых шубейках, в сбитых на плечи платках сидели, разомлев, наполу перед железной печуркой. Тринадцатый был мужик из дальнего колхоза,Дементий, не взятый на фронт, потому что припадочный.

Дверца печки была открыта. Трещали дрова, и отсвет рыжегопламени играл на обветренных лицах.

Лиза Губанова с улыбкой рассказывала о недавнем событии. Двебабы из их деревни пошли в лес по грибы. Отошли совсем недалеко, когдауслышали: что-то трещит на дереве. Одна из них, Шурка, голову подняла да какзакричит: «Ой, мамочки, леший!» – и брык в беспамятстве на траву. Ну а другая,Тонька, та посмелее. Тоже на дерево поглядела и говорит: «Не бойся, Шурка, этоне леший, а обезьян».

– В чем одетый? – спросил Дементий.

– В том-то и дело, что ни в чем, а весь шерстью покрытый,как все равно козел. – Ну, Шурка тоже в себя пришла и стала в обезьяна палкойкидать. «Слезай, – говорит, – а не то зашибу». А тот говорит: «Не слезу».

– По-русски говорит? – удивилась Маруся Зыбина.

– А то ж по-какому!

– А вот немцы, – сказал Дементий, – говорят по-немецкому.

– Ставят из себя много, вот и говорят, – заметила Лиза. – Нуи дальше. Стали они обои в него палками кидать, а он на ветке качается исмеется: «Не тужьтесь, мол, бабы, все одно не докинете. Вы лучше скажите,большевистская власть не кончилась ли еще?» Тонька, значит: «Сейчас, – говорит,– сходим в деревню, узнаем, кончилась али нет, а ты погоди». И пошли в деревню,народ привели. Кто с вилами, кто с ружьями, а обезьяна уже нет. Тоже ж недурак, чтоб дожидаться. А на другой день участковый приезжал. Тоньку и Шурку вправление водил да там стращал. «Никакого, – говорит, – обезьяна в наших лесахбыть не может, а ежели, – говорит, – еще такие отсталые разговоры услышу, из вассамих обезьянов наделаю».

Во время разговора вошла Нюра, слегка припозднившись. Лицоее было заплакано. Поздоровалась и собралась примоститься на полу рядом сДементием. Но ее остановила Маруся Зыбина:

– Нюрок, тебя чего-то Любовь Михална кличет.

Недоумевая, но не очень тревожась, вошла Нюра в маленький,не больше вагонного тамбура, кабинет заведующей.

Любовь Михайловна, крупная, лет сорока, блондинка, сшестимесячной завивкой, сидела, еле втиснувшись в пространство между стеной ималеньким однотумбовым столиком. У окна стояла телеграфистка Катя. Она держалав руках толстую книгу и вычитывала из нее какие-то цифры, а Любовь Михайловнастучала костяшками счетов. На пальцах правой руки синела татуировка: «Люба», ана запястье левой – часы с ремешком (стрелки показывали половину десятого).

– Здрасьте, – сказала Нюра.

Обе женщины перестали считать и молча смотрели на Нюру.

– Вы меня звали? – спросила Нюра.

– А, да-да, – сказала Любовь Михайловна и почему-тосмутилась. Она попыталась выдвинуть ящик стола, но, поскольку двигать его былонекуда, тут же задвинула снова. – Я вот хотела спросить, Нюра, что у тебяслучилось? Только, пожалуйста, не говори, что у тебя ничего не случилось. Я всезнаю.

Нюра молча смотрела на заведующую, а та смотрела на стенкумимо Нюры.

– К сожалению, Нюра, нам с тобой придется расстаться.

Нюра молчала, не понимая услышанных слов.

Любовь Михайловна подняла глаза на Нюру, но тут же отвела ихв сторону.