Читать книгу - "«На Москву». Из истории белой борьбы - Владимир Христианович Даватц"

что это дело не только академическое, но и гуманитарное. А так как положение галлиполийцев, получавших паек, расценивалось более благоприятно, чем лиц, брошенных на мостовые Пера, то предпочтение отдавалось последним. В-третьих, – мы не исключаем этой возможности, – казалось нежелательным перевести в Прагу компактную группу «реакционно настроенных людей», какими казались чины 1-го корпуса в глазах многих участников этого дела. Таким образом, и Главнокомандующий, и генерал Кутепов были поставлены в известность об этом начинании почти в последнюю стадию этого дела.

В Галлиполи узнали о нем из частного письма профессора Ломшакова из Праги, которое было тотчас же доложено генералу Кутепову. Извещая в нем о предпринятых шагах, профессор Ломшаков беспокоился о судьбе галлиполийцев, высказывая убеждение, что именно они, дисциплинированные и стойкие, должны будут представить лучший материал для комплектования студенчества. Академическая группа 1-го армейского корпуса, в которую входили все причастные к преподаванию в высшей школе, была уже организована, и генерал Кутепов поручил ей составить списки студентов, подвергнув их коллоквиуму. Почти одновременно с этим он получил приказание Главнокомандующего произвести набор студентов.

Мы утверждаем, что во все время работы комиссии академической группы, которая подвергала желающих общему экзамену, определяла удельный вес представленных документов и прочее, она не только не подвергалась давлению со стороны штаба корпуса, но действовала совершенно свободно, сама вырабатывая все методы для производства коллоквиума. Даже больше: кончив работу, комиссия представила генералу Кутепову список отобранных ста лиц в определенной последовательности и целый ряд кандидатов, на случай, если генерал Кутепов не утвердил бы кого-нибудь из избранных. В условиях военной жизни это настолько естественно, что комиссия даже не сочла бы это за уменьшение ее прав.

Генерал Кутепов утвердил список целиком, заявив, что он не считает себя вправе его изменять. Все соображения личного характера, протекции, политической благонадежности и прочего не получили никакого влияния на решение этого вопроса, и вскоре все сто студентов, трогательно провожаемые генералом Кутеповым, снабженные им продовольствием, отбыли в Константинополь. Нам известно, что в Константинополе они были тепло встречены генералом Врангелем, который принял все меры к их размещению и устройству: командование смотрело на них не как на дезертиров, но как на своих офицеров, которые едут учиться для России во время тягостного лихолетья.

В Константинополе они подверглись жесткой атаке со стороны «свободного студенчества», не связанного с армией. Сотня сохранила в пути военную организацию; сотня была спаяна в одно целое галлиполийскими воспоминаниями; сотня подчинила себя совершенно свободно воинской дисциплине. Все это вызывало нападки, насмешки, а отчасти и зависть: преимущества организации слишком были очевидны. Теперь, через два года, галлиполийцы в Праге представляют такую же сплоченную семью и, по свидетельству профессора Ломшакова, представляют лучших студентов. Нам думается, что этот случай есть неопровержимый факт, доказывающий всю преступность взгляда на необходимость, в свое время, как можно скорее ликвидировать Крымскую армию.

Культурная работа корпуса шла своим чередом, заканчивался большой коллективный труд: «Русские в Галлиполи», который должен был стать вторым памятником галлиполийской жизни. Труд этот возник по мысли Резниченко, который выхлопотал для его составления средства от Всероссийского Земского союза. Почти каждую неделю собирались его участники; обязательно приходил генерал Кутепов со своим штабом, и на этих собраниях происходил оживленный обмен мнениями по каждой статье. Командир корпуса и здесь давал полную свободу суждений и мнений. Он приходил как член общей коллегии, часто вносил много новых деталей, но никогда не давил ни своим авторитетом, ни своей властью. Труд составлялся любовно и бережно. Подбиралась масса фотографий для иллюстраций, чертились диаграммы, лучшие художники корпуса рисовали виньетки и заставки. Нам думается, что этот обширный том о Галлиполи, когда он выйдет в свет, внесет много нового в литературу о зарубежной России.

Наступал уже октябрь. Северо-восточные штормы срывали ветхие палатки. Слухи о переброске в славянские страны сменились слухами о полной безнадежности. Политические интриги мешали осуществлению этой мечты. Впереди наступала зима и полная безнадежность.

Генерал Врангель, лишенный возможности приехать лично, посылал своих близких людей, ободряя и укрепляя. Но это ободрение было слабым паллиативом, так как только он один имел незыблемый авторитет. 29 октября был издан приказ Главнокомандующего, который мы приводим полностью. Он с необыкновенной силой и драматизмом рисует этот тяжелый период.

«Дорогие соратники, – говорит Главнокомандующий в этом приказе. – Восемь месяцев я оторван от вас. Вдали от родных частей я мысленно переживаю с вами лишения и тяготы, и помыслы мои денно и нощно среди вас. Я знаю ваши страдания, ваши болести. Ваша стойкость, ваша беззаветная преданность долгу дают мне силы вдали от вас отстаивать честь родного знамени. Низкий вам поклон. Ныне большая часть армии нашла приют братьев-славян. Все, что в моих силах, я делаю для ускорения отправки оставшихся в Галлиполи и Чаталдже частей. На славянской земле, среди братских народов, я вновь увижу родные знамена, вновь услышу громовое „Ура!“ Русских Орлов. Ныне издалека шлю вам мой горячий привет».

Мы думаем, что едва ли можно с большей правдивостью и экспрессией выразить эту тоску, эти заботы, эту борьбу за попираемую идею. И войска в Галлиполи терпели – и ждали. Ползли слухи о провале перевозки оставшихся в славянские страны. Готовились к зиме. Стали рыть землянки и уходить в землю. И только одна надежда, одна любовь к тому, кто «делает все, что в его силах», ободряла людей и поддерживала их дух.

Наконец настали знаменательные годовщины. 15 ноября исполнился год с оставления родной земли. В этот день Главнокомандующий утвердил знак «В память пребывания Русской армии на чужбине». Знак имеет вид черного креста (по типу креста на галлиполийском памятнике), окаймленного белой каймой. На кресте даты: «1920–1921»; для частей, находящихся в лагерях, – соответственные надписи: «Галлиполи», «Лемнос», «Бизерта» и др. Знак носится на левой стороне груди, выше всех других знаков – и траурным своим видом и благородной простотой соответствует своему происхождению.

Через неделю – 22 ноября – наступила годовщина прибытия в Галлиполи. В этот день, после молебна, было торжественно открыто «Общество Галлиполийцев», которое включило в свой состав всех – не исключая женщин и детей, – которые претерпели и пережили весь этот год. А через несколько дней все были обрадованы новым известием. Почти примирившиеся с необходимостью зимовать, войска вдруг получили известие, что идут целых три парохода, «Кюрасунд». «Ак-Дениз» и «Решид-паша», которые заберут оставшиеся части. Но вся эта радость меркла перед одной: на «Кюрасунд» прибывает Главнокомандующий.

Необычайный энтузиазм охватил войска, особенно юнкеров. «Мы не дадим ему ездить – мы понесем его на руках», – заявляли они. Все готовились к этой встрече. Но