Читать книгу - "Запад против Востока. 2500 лет первой битве - Коллектив авторов"

афиняне уйдут, предоставив других их участи. Когда один эритриец хотел что-то возразить Фемистоклу, он сказал ему: «У вас, как у каракатицы, есть меч, но нет сердца, и вы же думаете о войне!..»

12. По рассказу некоторых, когда он говорил это, стоя на палубе корабля, с правой стороны от корабля появилась летевшая сова, которая села на верхушку мачты. Это и побудило, главным образом, принять его совет и готовиться к морскому сражению. Но, когда неприятельский флот появился в Аттике в виду Фалерской гавани и закрыл собой соседний берег, когда сам царь подошел с сухопутными войсками к морю, откуда можно было видеть все его силы, греки забыли совет Фемистокла. Пелопоннесцы снова стали обращать свои взоры к Истму, сердились, если им противоречили, и решили отступить в ту же ночь. Рулевые получили приказ готовиться к отплытию.

Фемистокл был возмущен тем, что греки не обращали внимания на те выгоды, которые давала им позиция в узком проливе, и были намерены разойтись по городам, поэтому вместе с Сикинном пустился на хитрость, увенчавшуюся успехом.

Сикинн был взятый в плен перс, но он любил Фемистокла и находился при его детях в качестве дядьки. Он послал его тайно к Ксерксу и приказал сказать, что афинский стратег Фемистокл перешел на сторону царя и первый дает знать ему, что греки хотят бежать. Он советует ему лишить их возможности бежать, напасть на них, пока они находятся в затруднительном положении вследствие отсутствия их сухопутного войска, и истребить их флот.

Ксеркс был обрадован этим – данный ему совет он считал искренним – и немедленно приказал капитанам кораблей не торопясь вооружать их, но двумстам немедленно сняться с якоря, занять все выходы из пролива и окружить острова, чтобы не дать спастись ни одному из неприятелей. Первым заметил это сын Лисимаха, Аристид. Он подошел к палатке Фемистокла, хотя находился с ним в ссоре, – благодаря ему он, как сказано выше, был изгнан остракизмом. Когда Фемистокл вышел к нему, он объявил, что они окружены. Фемистокл знал благородство Аристида по опыту, вследствие чего обрадовался его посещению, рассказал ему о хитрости, на которую решился вместе с Сикинном, и стал просить помочь ему уговорить греков дать сражением в узком проливе, пользуясь тем доверием, которое они имели к нему больше, чем к Фемистоклу.

Аристид пришел в восторг от плана Фемистокла и стал обходить других стратегов и начальников триер, чтобы ободрить их в виду предстоящей битвы. Они все еще отказывались верить ему, как вдруг показалась теносская триера под начальством Панетия, перешедшая на сторону греков, триера, экипаж которой объявил, что они окружены, вследствие чего греки ринулись навстречу опасности с мужеством отчаяния.

13. С первыми лучами солнца Ксеркс сел на возвышении, откуда мог видеть боевую линию флота. Возвышение это господствует, по словам Фанодема, над храмом Геракла и находится на берегу узкого пролива, отделяющего Саламин отАттики, или же, как говорит Акестодор, на границе Мегариды, выше так называемых «Рогов». Царь приказал поставить золотой трон и окружил себя множеством писцов, которые должны были записывать все подробности сражения.

Фемистокл приносил жертву на корабле наварха, когда к нему привели трех красавцевпленных в великолепной, затканной золотом одежде. Их называли сыновьями Артанкта и царской сестры Сандаки. Их заметил гадатель Эвфрантид. В это время на жертвеннике блеснуло и поднялось кверху большое и яркое пламя, направо же от гадателя кто-то чихнул, что также считалось приметой. Гадатель схватил Фемистокла за руку и советовал убить молодых людей после молитвы, всех принести в жертву Дионису Оместу, тогда, говорил он, греки будут спасены и одержат победу.

Страшный, необыкновенный совет гадателя привел Фемистокла в ужас. Но толпа, как это часто бывает в решительную минуту, во время опасности, прибегает для своего спасения скорей к глупостям, нежели слушается голоса рассудка. Все стали взывать к богу, потащили пленников к алтарю и заставили принести их в жертву, как советовал гадатель. Этот рассказ мы находим у прекрасно образованного и знакомого с исторической литературой лесбийца Фания.

14. Относительно числа персидских кораблей мы можем привести место из «Персов», трагедии поэта Эсхила, который говорит об этом с уверенностью, не допускавшей никаких сомнений:

Я знаю, что у Ксеркса была

Тысяча кораблей, кроме того, двести семь

Отличавшихся быстротой хода, – вот сколько их было!

Афинских кораблей было всего восемьдесят. На каждом из них находилось восемнадцать человек, которые должны были сражаться на палубе, из них четверо – стрелки, остальные – гоплиты.

Фемистокл умел так же удобно назначить время для сражения, как и выбрать для него место. Он начал сражение со своими триерами только тогда, когда наступил известный час, – когда с моря всегда начинает дуть свежий сильный ветер, который гонит в пролив волну. Она нисколько не вредила мелким и низко сидевшим в воде греческим кораблям, зато, ударяясь о тяжелые с высокой кормой и поднятой кверху палубой персидские, накреняла их и ставила их борты под удар греческих кораблей. Последние неслись на них. Глаза всех были устремлены на Фемистокла – он лучше других понимал, что следует делать, кроме того, начальник флота Ксеркса, Ариамен, прекрасный человек, самый и справедливый из братьев царя, бросал в него со своего огромного корабля, как бы со стен, стрелы и копья. Когда корабли столкнулись и сцепились, врезавшись друг в друга своими медными носами, плывшие на одном корабле декелиец Аминий и пэдиэиец Сокл не дали Ариамену взойти на свою триеру, прокололи его копьями и сбросили в море. Труп его носился по воде вместе с корабельными обломками. Наконец, его узнала Артемисия и приказала отнести к Ксерксу.

15. Говорят, во время сражения со стороны Элевсина блеснул яркий свет, со стороны же Трийской равнины стали нестись к морю шум и крики как бы от множества людей, собравшихся праздновать Дионисия. Вскоре из шумной толпы поднялось над землей облако; затем оно стало падать и опустилось на триеры. Некоторым казалось, что они видят перед собой призраки – вооруженных людей, с берегов Эгины протягивавших руки по направлению к греческим триерам. Их считали потомками Эака, которых греки перед началом сражения молили о помощи.

Первым взявшим неприятельский корабль был афинянин Ликомед, начальник триеры. Он отрубил украшения корабля и посвятил Аполлону Лавроносцу из Флии.

Другие греки благодаря узости пролива были численностью равны неприятелю. Его корабли могли быть введены в дело только по частям; они сталкивались друг с другом и сражались только до вечера, затем обратились в бегство. Греки одержали ту