Читать книгу - "Запад против Востока. 2500 лет первой битве - Коллектив авторов"

class="p1">Таков был он и на школьной скамье. То, что облагораживало душу, доставляло удовольствие и служило к совершенствованию, он учил лениво, из-под палки, зато, надеясь на свои способности, с несвойственным его летам усердием занимался изучением того, что могло развить ум и имело отношение к практической жизни. Вот почему, когда позже над ним стали насмехаться люди, считавшие себя светски воспитанными, он принужден был дать в свою защиту гордый ответ, что «он не умеет настроить лиру или сыграть на кифаре, но, если ему поручат управление маленьким, ничем не замечательным государством, он может сделать его славным и сильным».

По словам Стесимброта, Фемистокл слушал Анаксагора и был учеником философа-физика Мелисса; он не ошибается относительно хронологии: Мелисс начальствовал над самосцами во время осады их острова Периклом, который был гораздо моложе Фемистокла и находился в дружеских отношениях с Анаксагором. На этом основании можно согласиться скорей с теми, кто называет Фемистокла последователем Мнесифила Фреаррского, который не был ни ритором, ни «философом-физиком» – он занимался философией в том смысле, в какой ее понимали тогда, т. е. умении управлять государственными делами и знакомстве с практической жизнью. В этом случае Мнесифил был основателем как бы особенной школы и продолжателем учения, заимствованного им у Солона. Последователи его примешали в это учение науку о праве, вместо дела обратили внимание на слова и получили имя «софистов». С этим-то человеком и сошелся Фемистокл, готовясь вступить на арену политической деятельности.

В ранней молодости он был изменчив, непостоянен. Отдавшись весь природным наклонностям, не сдерживаемым ни рассудком, ни воспитанием, он в своих стремлениях вдавался в большие крайности и часто сбивался с честного пути. Позже он сам сознавался в этом, говоря, что и «самые горячие жеребцы становятся прекрасными во всех отношениях лошадьми, стоит только дать им хорошую выправку, объездить их».

В связи с этим некоторые рассказывают, будто отец лишил его наследства, мать же его покончила с собой вследствие позора от неприличного поведения ее сына; но едва ли эти рассказы заслуживают доверия. Другие рассказывают совершенно противоположное – будто отец, желая отговорить его от участия в каких-либо общественных делах, показал ему заброшенные, забытые на морском берегу старые триеры и сказал, что «так поступает народ с демагогами, в которых больше не нуждается».

3. Фемистокл рано вступил на арену политической деятельности. Он был полон сил, и жажда славы явно заглушила в нем другие страсти, и с первых же шагов им овладело желание быть первым между остальными. Он смело поставил себя в неприязненные отношения к самым влиятельным и выдающимся лицам в государстве, в особенности к сыну Лисимаха, Аристиду, который поступал всегда наперекор ему.

Врагами они сделались совершенно из-за пустяков. По словам философа Аристона, оба они были влюблены в кеосца, красавца Стесилая. Вражда между ними обнаружилась и в их политической деятельности. Несогласие между ними еще более увеличилось вследствие разницы их образа жизни и характеров. Аристид был добр по природе и по характеру – вполне честен. Как государственный человек, он не искал ни популярности, ни славы, он имел в виду одно общее благо и поступал осторожно и справедливо. Ему часто приходилось выступать противником Фемистокла, который побуждал народ к многочисленным переменам вообще, к коренным преобразованиям в государственном устройстве и вести борьбу с его возраставшим влиянием.

Говорят, Фемистокл так жаждал славы, желал свершить великое, честолюбие его было так сильно в нем, что после сражения с персами при Марафоне, где Мильтиад приобрел себе громкую известность как полководец, молодого человека стали часто замечать задумчивым; он лишился сна и перестал ходить на пирушки сверх своего обыкновения. Если его спрашивали удивленно, почему он переменил образ жизни, он отвечал, что ему не дают спать «лавры Мильтиада». В то время как другие считали войну оконченной после победы над персами при Марафоне, Фемистокл видел в ней только начало другой, более серьезной борьбы. Для нее он и готовил себя, желая выступить защитником целой Греции, к ней желал он подготовить и своих сограждан: он уже издали видел будущее.

4. Прежде всего он обратил внимание на то, куда употреблялись доходы с серебряных лаврийских рудников. Обыкновенно афиняне их делили между собой.

Один он осмелился заявить в Народном собрании, что дележ этот следует отменить, вырученные же деньги употребить на постройку триер для войны с Эгиной. Эта война была тогда в Греции в полном разгаре. Благодаря своему многочисленному флоту эгинеты владычествовали на море. Фемистоклу не стоило труда убедить своих сограждан, так как он не пугал их ни Дарием, ни персами, – они были далеко, и вторичного нашествия их не особенно боялись, – и ловко воспользоваться их ненавистью и завистью по отношению к эгинетам для постройки флота. На те деньги было построено сто триер, участвовавших в морских сражениях с Ксерксом.

С тех пор Фемистокл начал постепенно приохочивать граждан к занятию мореплаванием, внушать им любовь к нему: по его мнению, они не имел основания рассчитывать на успех в сухопутной войне даже с соседями, между тем как при помощи флота могли не только защищаться от нападений персов, но и сделаться владыками Греции. По выражению Платона, Фемистокл сделал своих сограждан из неповоротливых гоплитов легкими на ходу матросами и моряками. Но в то же время он обвинял его в том, что он «отнял у своих сограждан копье и щит и приковал афинян к веслам». По словам Стесимброта, он мог достичь этого только тогда, когда ему удалось одержать верх над Мильтиадом, подавшим свой голос против его предложения.

Извратил ли он этим определенные цели и честные стремления, которые преследовали его сограждане, или нет, – вопрос, требующий более глубокого рассмотрения; но что спасение Греции заключалось в то время во флоте и что те триеры помогли восстановить Афины, доказал, между прочим, сам Ксеркс. Разбитый на море, он бежал, сознавая свое бессилие продолжать борьбу, хотя его сухопутное войско нисколько не пострадало. Мардония, мне кажется, он оставил скорей для того, чтобы помешать грекам преследовать неприятеля, нежели для их покорения.

5. Корыстолюбие Фемистокла некоторые объясняют его большими расходами. Он любил приносить жертвы, тратился на блестящие приемы иностранцев, вследствие чего нуждался в больших средствах. Напротив, другие обвиняют его в сильной скупости и мелочности, в том даже, будто он продавал провизию, которую ему посылали. Он просил однажды коннозаводчика Филида подарить ему жеребенка. Когда тот ответил отказом, Фемистокл пригрозил ему, что вскоре сделает из его дома «деревянного коня», намекая этим на семейные ссоры и процессы, которые он намерен был возбудить между заводчиком и его