Читать книгу - "Вьетнамская война в личных историях - Джеффри Уорд"

Нгуен Тай, много позже

Одним из его следователей был Фрэнк Снепп. «Когда я вошел в комнату для допросов, это был один из самых дисциплинированных людей, которых я когда-либо видел», — вспоминал Снепп. «Он научился определять время по химическому составу своего тела. Он был в белоснежной комнате. Нет окон. Невозможно было узнать, день сейчас или ночь. И все же он знал, что должен вставать в шесть часов и заниматься гимнастикой».

В его рутине было нечто большее; каждый день он салютовал звезде, которую нацарапал на стене, изображающей флаг Северного Вьетнама, а затем молча декламировал по очереди национальный гимн Северного Вьетнама, гимн освобождения Южного Вьетнама и «Интернационал».

Однажды Снепп спросил его о его семье. «Я не могу думать о жене и детях, — сказал он. «Единственный способ, которым я могу пережить это, — это отбросить все подобные надежды. Тогда не будет разочарований и разочарований».

Именно Снепп сообщил заключенному весть о Парижских соглашениях в начале февраля 1973 года. «Если то, что вы мне говорите, правда, — сказал Нгуен Тай, — то это самый счастливый день в моей жизни». Американский допрос закончился в тот же день. «Меня заставили поверить, что Тай был обменян в ходе обмена пленными, последовавшего за прекращением огня, — вспоминал Снепп. — Но он этого не сделал. Его оставили в белоснежной комнате еще на два года».

ВОТ ОНО

14 октября Ханой согласился вернуться в Париж. После того, как его последнее наступление притупилось, его гавани заминированы, все еще пострадавшие от интенсивных бомбардировок, теперь под давлением как Китая, так и Советского Союза нужно быть более гибким, и смирившись с почти верным переизбранием Никсона, пришло время поговорить. «Сейчас ситуация созрела», — сказал Ле Дык Тхо.

Никсон определил сентябрь как последний возможный момент для соглашения. Он был полон решимости одержать историческую победу на выборах в ноябре. Когда избиратели пришли на избирательные участки в день выборов, он хотел быть достаточно близок к мирному договору, чтобы успокоить умеренных, но не подписывать ничего, что могло бы заставить ястребов и консерваторов обвинить его в предательстве Южного Вьетнама. «Давайте постараемся не допустить этого до выборов», — сказал он Киссинджеру. «Чем больше мы сможем пройти мимо выборов, тем лучше». Но Киссинджер был полон решимости выработать соглашение до дня выборов. Его мотивы, похоже, были смешанными. К частому ужасу президента, его роль в организации визитов Никсона в Китай и Москву сама по себе сделала его международной знаменитостью. Успешные переговоры с Ханоем только добавит ему блеска. Но более того, он думал, что может использовать день выборов в качестве своего рода крайнего срока, давая понять своим партнерам по переговорам, что никто не знает, что Никсон может сделать, чтобы положить конец войне, как только он благополучно вернется в офис. «Было какое-то принуждение быстро прийти к какому-то соглашению», — вспоминал Джон Негропонте, в то время молодой офицер дипломатической службы, служивший в американской миротворческой делегации. «Я помню, как Ле Дык Тхо, представив проект соглашения, сказал Киссинджеру: «Ты торопишься, не так ли? Вы хотите сделать это быстро. Ответ был «Да».

В любом случае, каждая сторона двинулась навстречу другой. В соответствии с новым планом Киссинджер и Ле Дык Тхо разработали прекращение огня, за которым в течение шестидесяти дней последует вывод всех американских войск и освобождение всех американских военнопленных. Вашингтон, который уже отказался от каких-либо возражений против того, чтобы северовьетнамские войска оставались на юге, теперь был готов согласиться на создание трехсторонней избирательной комиссии, в состав которой вошли сайгонский режим, Временное революционное правительство и нейтралистская фракция, которая должна была прибыть при долгосрочном урегулировании после вступления в силу режима прекращения огня. Между тем, Ханой больше не настаивал на удалении Тьеу до прекращения стрельбы при условии, что ЭРП будет разрешено в полной мере участвовать в политической жизни.

12 октября полный энтузиазма Киссинджер вернулся из Парижа и доложил своему шефу. «Ну, вы получили три из трех, господин президент [визит в Китай, московский саммит, а теперь и мирное соглашение во Вьетнаме]. Это уже в пути.

— У вас есть соглашение? — спросил Никсон. «Вы шутите?»

— Нет, я не шучу.

Президент и Эл Хейг слушали, как Киссинджер излагает план. Никсон был доволен, но насторожен. «Позвольте мне перейти к разделке орехов, глядя на Тьеу. От того, что прочитал мне Генри, Тьеу не может отказаться. Если он это сделает, наша проблема будет заключаться в том, что мы должны смыть его, а это смоет Южный Вьетнам. Теперь, как, черт возьми, мы собираемся придумать это?»

Хотя Никсон пообещал Тьеу во время их встречи в Мидуэе в 1969 году, что с ним будут консультироваться на каждом этапе переговоров Киссинджера с Ханоем, на самом деле его редко информировали в полной мере. С помощью туманных гарантий и призывов к единству Никсон стремился облегчить свою тревогу по поводу планов будущего его страны, сколачиваемых Соединенными Штатами и его заклятыми врагами: положения которого не обсуждались лично с вами заранее… Американский народ знает, что Соединенные Штаты не могут купить мир или честь или искупить свои жертвы ценой дезертирства храброго союзника. Я этого не сделаю и никогда не сделаю… но чтобы преуспеть на этом последнем этапе пути, мы должны полностью доверять друг другу». Тьеу не успокоился.

«И президент [резидент], и Генри осознают в холодном свете рассвета… что у них все еще есть план, который может рухнуть, — отметил Х.Р. Холдеман в своем дневнике, — в основном проблема доставки Тьеу на борт… получил — лучшее, что [он] когда-либо получит, и в отличие от 68-го, когда Тьеу облажался с Джонсоном [и] у него был Никсон в качестве альтернативы, теперь у него есть Макговерн... что было бы для него катастрофой, даже хуже, чем самое худшее из возможных Никсон мог сделать с ним».

Киссинджер должен был прибыть в Сайгон 18 октября, привезя с собой парижское соглашение для утверждения Тьеу в последнюю минуту. Он надеялся на церемонию подписания 31-го числа, за неделю до дня выборов. Но за ночь до его приезда документ, найденный в подземном бункере ФНО в провинции Куангчи, был положен на стол президента Южного Вьетнама. Она называлась «Общая инструкция о прекращении огня». Для него это означало, что коммунистические кадры в изолированной провинции его собственной страны уже знали больше, чем он,