Читать книгу - "Штурм Бахмута, позывной «Констебль» - Константин Луговой"

перемотал меня и отправил с группой эвакуации. Они меня на носилки хотели, а я не стал. Боялся, что парализует. Больно было сильно. Ни сесть, ни встать. Я там катался от боли, пока обезбол не вкололи.

— Пешком? Там идти здоровому час.

— Так и они мне так сказали, но я настоял. До подвала дошли. Там меня еще раз обезболили, а боль не проходит. Слышу, «Досвидоса» спрашивают: «Какой он?». Он говорит:

«Средний». Меня отпустило немного. Не тяжелый, и то хорошо. Пошли мы дальше. Мороз. Я полуголый. Пер чисто на адреналине. Там за «Шкерой» мост такой расхерачен-ный. Я остановился и говорю им: «Пацаны, больше не могу». Они: «Что такое? На носилки?». Я говорю: «Не, пока не посру дальше не пойду!». Они говорят: «Нуты тип!». Я отвечаю:

«Я с Брянска!». И мы давай там ржать. В Зайцево уже все обработали и в Первомайку отвезли. В общем, контузия спинного мозга и куча осколков в шее. Поэтому и руку отстегнуло. Теперь уже легче. Работает потихоньку. Но я каждый день занимаюсь. Пару миллиметров до артерии не дошел один.

— А как получилось, что мина перед тобой взорвалась, а осколки сбоку у тебя?

— Мину увидел, и голову отвернул. Вот они мне сюда и зашли все двадцать пять.

— Ничего себе реакция у тебя! Реально видел мину?

— Как тебя.

— Я тоже всем говорю, что видел снаряд, который меня контузил, а они не верят.

— Убило, значит, «Калфа» со «Сверканом»?

Я кивнул.

— А я все думал, что им при встрече скажу. Ну ладно.

В курилку пришло еще два человека. Один из них был БСником, который до зоны служил во Внутренних Войсках.

А второй совсем не был похож на заключенного и выглядел очень интеллигентно.

— Знакомься, — сказал Эрик. — Это «Юрген», а это «Колдун». Он тут — смотрящий… Старший, короче, от «Конторы».

Я пожал им руки.

— А это мой командир — «Констебль».

— У тебя ранение в голову? — «Колдун» сразу стал со мной общаться на ты, как со старым приятелем. — На Россию поедешь. Вэшников всех туда оправляют.

— Посмотрим, — не стал я с ним спорить.

Мы покурили вместе и пошли по своим палатам, но мысль, что я могу поехать лечиться в нормальное место в Россию, не давала мне покоя. Я представлял, как врач мне говорит: «Собирайтесь. Вы едете в Россию!». Или того хуже предложит мне самому выбрать, ехать или нет: «Вы хотите поехать в Россию?».

— Что ты будешь отвечать им? — спросил меня вояка, вглядываясь в мои глаза. — Давай! Ответь себе честно!

— Ну, с одной стороны, хочется поехать…

— А с другой — ты обещал командиру вернуться! Дело не доделал и домой?

— Конечно вернусь!

Я знал, что если я дам заднюю, то всю оставшуюся жизнь буду есть себя и чувствовать трусом.

От моих раздумий и споров с самим собой в этот раз меня спасла медсестра, которая позвала меня на капельницы. Мне ставили магнезию, чтобы привести голову в порядок после контузии, как это делали и наши медики в первый раз. Это давало положительный эффект, но главное было не в этом — за шесть дней жизни в санатории я отмылся, выспался и пришел в себя. Но обстановка всеобщей жалости давила на меня все больше.

«Чем она обусловлена?» — пытался я понять причины происходящего.

Люди сидели в зоне. Попали они туда не просто так, и большинство из них, как и большинство инфантильного населения в стране, не особо понимает, что в этой жизни никто никому ничего не должен, даже если им кто-то что-то обещает. И вот им дается шанс рискнуть и, поставив на кон жизнь, пройти через чистилище и выйти на свободу. Реально то, что такое современная война, понимают единицы — такие, как Володя. Остальные, встретившись с реальностью, просто травмируются, но деваться им некуда, и они быстро пытаются хоть как-то адаптироваться к происходящему и выжить. В обычной жизни большинство из них утопило бы свое горе в стакане, а так как возможность «раскумариться» тут ограничена, и чифир с сигаретами вряд ли им помогает справится со своими внутренними демонами, инстинктивно они начинают жаловаться на свою нелегкую долю друг другу. Это хоть как-то помогает слить напряжение и переработать весь тот пиздец, с которым нам пришлось столкнуться. Если бы в этом госпитале, как и полагается, лечили бы не только тело, но и психику, то атмосфера была бы получше. Если бы здесь была группа взаимопомощи, которая бы помогала им выговориться, получить поддержку друг от друга и опыт преодоления и проживания своих страхов, атмосфера тут была бы совершенно иной.

— Но мы имеем, что имеем. Помогать им никто не будет, — вклинился в размышления вояка, нарушив гармонию. — А поэтому пользуемся тем, что есть. Огромная часть бойцов, такие как я, «Бас», «Крапива» и «Горбунок» и другие ребята, воюют и требуют от себя и других мужественно проживать все тяготы воинской службы. А вторая часть бойцов ноет и старается задержаться здесь хоть на какое-то время, чтобы не попасть опять на передок.

Через шесть дней, попрощавшись с «Эриком», меня перевезли в другое место, где был устроен госпиталь для тех, кто проходил этап стабилизации перед отправкой обратно. Это место было заставлено одноэтажными шкон-ками и вмещало в себя несколько сотен человек. Едва приехав сюда, я встретил Серегу, который находился здесь уже какое-то время.

— Ну что? Как нога?

— Уже лучше. Рану почистили, но осколок удалять не стали. Говорят, нет смысла, — раздраженно сказал Серега. — Тебя увезли тогда, а я почти сутки еще на этом стуле просидел. Хоть бы одна тварь подошла! Пока я там их напрягать не начал, хер шевелились, — стал обоснованно возмущаться «Бас». — Вот тебе и благодарность.

— А тут-то как?

— Да нормально. Пацаны все свои. Чай, кофе, конфетки с печеньем. Жить можно. На втором этаже можно поспать, правда, там условия так себе.

Меня очень хорошо встретил коллектив пацанов из нашего взвода, большинство из которых я знал только по позывным, а не в лицо. Серега первое время пытался мне их представлять, но я не мог сразу запомнить всех. Было приятно, что они меня знают и хорошо относятся ко мне, несмотря на то что я командир. Иногда я думал, что кто-то из бойцов, которых я посылал в штурмы, мог ненавидеть меня, но с этими ребятами такого ощущения не возникало. Было приятно чувствовать себя одним из них. Я не мог себя упрекнуть, что прячусь от боя и не делаю того, на что посылал