Читать книгу - "Знахарь - Александр Павлович Сапегин"

и чаек, и армейской санавиацией везти в Хабаровск? Там у него хоть компания из своих сослуживцев была, да и отношение персонала намного лучше, чем здесь. По крайней мере — душевней. Во Владивостоке медработники были в курсе, из-за чего и по какой причине пограничники и спецназ СИБ к ним угодили. Впрочем, СИБовских десантников быстренько перевели в собственный ведомственный госпиталь, а его, капитана Елизарова и ещё двоих пограничников, как самых пострадавших, отправили в Хабаровск, где они одни из многих таких же болезных. Больше с капитаном Владимир не виделся. Не положено! К тому же «белую кость» определили в новый корпус в двухместные офицерские палаты повышенной комфортности с туалетом и душем, а не в древние «хоромы» довоенной постройки и четырёхместный кубрик с удобствами в середине и конце коридора. Одна радость, в силу определённых причин в палате он оказался один, если не брать в расчёт утку под кроватью. До туалета ещё требовалось дойти, мягко чпокая резиновыми насадками костылей по полу. Парни пока обретались на втором этаже и к Владимиру заглядывали нечасто.

Валуны и дрын сделали своё дело. Первые сломали левую ногу, второй оставил после себя трещины в рёбрах и гематому на всю грудь, но не они были главными бедами стрелка-пограничника. Огнёва, будто курицу или утку, нафаршировало мелкими осколками, по счастливой случайности обойдя этой напастью лицо. Японские камикадзе перед тем, как превратиться в «ветер богов», изрядно напакостили, обмотав несколько связок со взрывчаткой проволокой с насечками и обложив их разного рода рубленным металлическим мусором. Откуда только взяли его в тайге? Или заранее готовились и прогнозировали возможный провал? С другой стороны, оба взятых им «языка» уцелели. Ефрейтор Синцов, сам чуть ли не по брови замотанный бинтами, пахнущими дёгтем и какой-то гадостью, во Владивостоке проболтался, что прибывшие с десантом СИБовские следователи уцепились в япошек похуже иных голодных цепней и клещей, так что как бы касатики не отнекивались, языки им развяжут и души вынут гарантированно. Да пусть хоть на органы разберут, Владимиру не жалко. После того, как из него извлекли больше десятка мелких железных обрезков, жалости к японцам не осталось вовсе. Ещё несколько кусков стальной мелочи хирурги вытащили из него в Хабаровске, не иначе, как чудом спася руку и не затронув нерв. Вроде и ранения каждое по отдельности пустяковое, а в сумме крови попили изрядно. Стоит признать, окружной госпиталь оснащён по последнему слову науки и техники, квалификация врачей тоже не вызывает сомнений — Владимир благодарил их от всей души, но отношение к пациентам… Огнёв не просил многого, хоть бы на улицу выпускали на лавке в парке посидеть…

Понятно, что он не один у врачей, а медсёстры и санитарки с медбратьями задолбаны нескончаемым потоком больных и увечных — одних выписали, как на их место тут же кладут других, за каждым не наследишься, тем более в округе начались внезапные учения и количество травмированных и раненых увеличилось кратно, тут самому бы на ногах к концу смены или дежурства устоять. Только тут в призрачные отношения «медработник-пациент» вмешивался дополнительный фактор, косвенным свидетельством и доказательством которого являлось то, что в крайние палаты в конце коридора по-прежнему никого не заселяли, будто выделяя их особый статус. Владимир догадывался, что с военными медиками провели беседы господа с незапоминающейся внешностью, успевшие и с него взять несколько подписок о запрете, неразглашении и прочем. В общем, сиди и молчи. Он молчал, а о чём говорить, когда медперсонал сам боится лишний раз рот открыть. Пришли, вкололи какую-то очередную гадость, поставили капельницу с другой дрянью, сделали перевязку. Еду привезли на тележке, на ней же увезли грязную посуду. Молчаливые медбратья (хотя Владимир не отказался бы от симпатичной медсестры) и парни, проходящие альтернативную службу, помогают с гигиеническими процедурами и из всех ни одного лишнего слова не вытянешь! Заговор молчания какой-то! На все вопросы в ответ звучит «Не положено!» вперемежку со странной опаской во взглядах будто он какой-то прокажённый. Пациенты госпиталя прекрасно чувствовали эту отчуждённость персонала и также относились к Владимиру настороженно, инстинктивно держа его на расстоянии, а проявлявшим интерес соседи по палатам быстро доводили информацию о том, что «затворник» на крючке у СИБ. Надо ли им шерудить палкой в гнезде у шершней? Непонятливых ведь могут на северный полюс выписать до конца службы следить за поголовьем моржей и белых медведей. «Безликим» можно было поаплодировать за знание психологии — максимум результата при минимуме затрат, если не брать во внимание, что они перестарались с накачкой и организацией информационной безопасности. По некоторым оговоркам сослуживцев, лежавших на излечении на втором этаже, ситуация у них была аналогичной, из всех плюсов только, что они лежали вдвоём в палате и не так сильно ощущали вакуум отчуждения.

Удержать «крышу» от закипания помогала больничная библиотека с книгами и периодикой, поэтому Владимир закопался в книги и газеты с журналами. Ещё, под клятву не выбрасываться из окна, он отстоял право на его самостоятельное открытие и закрытие, альтернативой служила угроза перебить стёкла костылями и уткой. Заведующий отделением на последнее ухмыльнулся, невнятно пробурчав что-то о замечательных рубахах с длинными рукавами, но добро дал. Хоть он и не психолог, но работа на ниве медицины кого угодно научит разбираться в психологии. Михаил Александрович Козырев, полковник медицинской службы, прекрасно чувствовал состояние пациента, находящегося на грани нервного срыва из-за устроенной ему изоляции и решил не усугублять, пойдя на мелкие уступки, тем более в глазах молодого пограничника проскакивало нечто, заставлявшее относиться к нему со всей серьёзностью и опаской. Михаил Александрович за долгую службу прошёл несколько «горячих точек» и локальных конфликтов, неоднократно встречаясь с «псами войны», прошедшими все круги ада и убивающими без лишний раздумий и сантиментов. Огнёв был из их породы, нося за душой далеко не один труп врага, лично отправленного на небеса. А ещё Михаил Александрович ощущал странную общность с пациентом, постоянно теряясь в догадках, что же их может связывать. Старый лекарь и молодой волк, испивший крови добычи.

Полежав ещё немного, Владимир решил пересесть к окну. Пусть оно выходит во внутренний двор, всё равно какое-то движение и жизнь. Разглядывать потолок он уже откровенно задолбался. Заведующий отделением обещал сегодня после обеда снять гипс с ноги. Скорее бы. Первое, что сделает Владимир — до кровавых разводов начешет зудящую под гипсом кожу. О-о, всё золото мира за возможность почесать!

Растянув в предвкушающей улыбке губы, Владимир нечитаемым взглядом