Читать книгу - "Знахарь - Александр Павлович Сапегин"

проводил покатившегося по дорожке в главный корпус начальника финчасти госпиталя майора Голубева Иосифа Наумовича. Скользкий типок, который куда лучше и естественней выглядел в умозрительной ермолке или в шляпе с пейсами, чем в военной форме, сидящей на майоре как седло на корове. Обладатель орлиного носа и больших карих глаз навыкате, в которых застыла вековая тоска, резвым мячиком примчался в палату Владимира, когда Огнёву на счёт перечислили боевые и компенсацию за ранение. Сумма выходила внушающей уважение, а Иосиф Наумович деньги уважал и предложил сохранить средства на депозите или на указанном им счёте, заодно и процентики кой-какие молодому человеку прокапают, да и форму герою-пограничнику надо будет при выписке новую построить. Иосиф Наумович за мзду малую сам мастера приведёт. В Военторге толкают всякий неликвид, а тут по мерке сошьют и недорого. Владимир долго слушал сентенции темноокого соловья, по окончании увлекательных трелей написав тому на листочке номер телефона.

— Что это за такое, позвольте узнать? — выгнул брови и ещё больше выкатил глаза начфин.

— Телефон моего адвоката, — ответил Владимир.

— Похоже, мы не договоримся, жаль, — всем существом намекая на будущие неприятности, ответил майор, выметаясь из палаты, а Владимир мысленно пообещал надавать по ушам олухам с этажа ниже, растрепавшим о полученных деньгах. Начфин удачно окучил дураков и хотел повторить трюк с ещё одним простофилей, но не выгорело.

Нет, майор ни в коем разе не прикарманит деньги. Упаси боже, только форму построют по ценам французского модельного дома и свой процентик за хранение электронной карты он обязательно снимет, не считая барыша от прокрутки средств в банке. А так с него взятки гладки, даже благодарность можно выписать. Он же не ворует.

* * *

— А ничего так, кучеряво живёшь, боец! — раздалось от входа в палату.

— Трофимыч! — искренне обрадовался гостю Владимир. — Какими судьбами в наши палестины?

— Да так, — разгладив усы хорунжий Горелый прошёл в палату и немного неуклюже приобнял сослуживца. — Проходил мимо, дай, думаю, зайду, всё равно мимо прохожу. Так, болезный, которая твоя тумбочка?

— Выбирай любую, не ошибёшься, я один в палате.

— Ух-ты, — крякнул хорунжий, — за что честь такая, не скажешь, ась?

— Честь эта больше на камеру-одиночку смахивает. Сижу тут подсадной уткой.

— Да ладно? — встопорщил усы Трофимыч, но глянув на Владимира, поменял пластинку. — Оти-моти хрен жуёте, а ты не брешешь, как я погляжу. Хотя, говоря по-простому, система безопасности тут аховая. Я от приёмного покоя в твою палату просочился, никто не остановил и документы не проверил. Ладно, герой, раз вон та тумба с книгами и учебниками… Ого, медицина, строение человеческого тела, значит она твоя. Смотрю, ты время зря не теряешь и это правильно!

Трофимыч ловко снял с плеч тактический рюкзак и принялся метать в тумбу принесённые с собой разносолы.

— Так, здесь в термосе горячий шулюм, дочь варила. Козочка, изюбрятинка, лосятинка, бульон просто загляденье, ажно ложка стоит. Самое то для поднятия сил и выздоровления растущего организма. Здесь в пакете пирожки, тоже с мясом. Это бананьи — обезьянья еда, тьфу! А это будешь себе в чаёк добавлять, дозировка на прислюненой бумажке. Ли всучил, когда узнал, что я в Хабаровск еду.

— Что это? — воззрившись на чекушку тёмного стёкла, спросил Владимир, меж тем догадываясь о содержимом ёмкости.

— Женьшень, — подтвердил догадку казак.

— Шулюм, говоришь, дочь варила. Получается она у тебя в Хабаровске живёт?

— Живёт-живёт, — отмахнулся Трофимыч, вынимая из рюкзака пакет с шоколадными конфетами. — Это тоже к чаю.

— Так ты в отпуск, Трофимыч, дочурку проведать?

— А вот и не правда твоя. С капитяном я за пополнением прибыл.

— С капитаном?

— С Харбина временного назначили нового капитяна, — опять вставил уничижительное «я» казак, — Чернаков Иван Иванович, сы́нка господина Чернакова, статского советника, кочерыжку ему в дупло, взамен нашего Елизарова. В тайге ни в зуб ногой, а гонору больше, чем у иных генералов. Куда бы деться! Во все бочки затычкой лезет. Всю заставу насмерть задолбал, скорей бы ужо Елизарова выписали, мочи нет терпеть ентого… Абы-кабы не придушили яго ненароком, хотя в рейды и патрули капитяна не ходит. Боится не вернуться. Правильно боится. Да только, чтобы ентого ухаря к праотцам раньше времени не отправили, командир его со мной за пополнением снарядил. Выпуск в пограничной школе, так-то! У меня зятька по ранению со строевой списали, зато преподавателем ему работать в самый раз, чай не по буеракам с больной ногой шастать. От он и служит в пограншколе в не самом последнем чине и на очень хорошем счету. Мне, зятёк, по-сродственному, значит, отписал в направление с десяток подпоручиков из тех, кто работать не за страх, а за совесть будет, а не как этот петух гамбурский, прости мя, Господи!

— О, Трофимыч, так ты сурьёзный фрукт! — рассмеялся Владимир. — К тебе на хромой козе так просто не подъедешь.

— А то! — встопорщил усы казак, воздев указательный палец к потолку. — Гуторь, гроза япошек, когда тебя планируют выпустить из этой юдоли скорби и печали?

— Сегодня гипс после обеда снимут, осмотрят и скажут, когда седалище под пинок готовить.

— Добре! — кивнул Трофимыч, присаживаясь на корточки у тумбы и переставляя в неё выложенные на кровать гостинцы. В открытом зеве рюкзака показалась рукоятка нагайки.

— Ого! — хмыкнул Огнёв, глядя на плеть.

— А? А, это, — обернувшись, казак проследил за взглядом Владимира. — Это внуку подарок. Семь лет завтра мальцу исполнится. Мне дед саморучно сплетёную плеть тоже на семь лет подарил. Буду свово, хе-х, Ваську в отпуске да на каникулах учить, а пока нагаечка на стеночке повисит. Маша проследит, чтобы этот электровеник без меня к нагайке шаловливые лапки не тянул, хотя он и сам с понятием, только все мы в этом возрасте с шилом в попе бегаем, да то и не с одним.

Владимир лишь улыбнулся в ответ, отвернувшись к окну, чтобы старый казачина