Читать книгу - "Кино под небом - Джо Р. Лансдейл"

что вселило в меня некоторую надежду. Человечество снова было на подъеме.

– Ты какой-то слишком уж настырный, Боб, – сказал Глашатай.

– Я же не говорю, что ты обязан его хоронить…

– Очень великодушно с твоей стороны.

– Я просто предлагаю. Если б у меня были здоровые руки и ноги, я бы сам это сделал.

– Угу.

– Действуй, как подскажет совесть.

Глашатай пробурчал что-то себе под нос, затем полез в задний отсек грузовика и достал оттуда шиномонтажный домкрат.

– Эй, забудь об этом, – сказал Боб.

С помощью домкрата Глашатай снял с заднего правого колеса ступичный колпак. Отнес его на траву и бросил рядом с Сэмом. Затем, ругаясь, начал выдергивать траву. Наблюдать за этим было довольно интересно. Время от времени он бросал пучок травы с грязными корнями в сторону Боба, и тот приземлялся рядом с его израненными ногами, либо попадал в стоящий рядом грузовик. Боб начал двигать головой, как нервная анаконда.

Думаю, Глашатай мог бы попасть в него, если б захотел. Далеко бросать не нужно было. Но, скорее всего, он просто пытался заставить Боба нервничать, что вполне можно было понять. Боб не всегда проявлял лучшие человеческие качества.

Что касается меня, то я старался сидеть непринужденно, держа на коленях пробитые руки, изучал запекшиеся раны на их тыльной стороне, в тех местах, где их пронзили гвозди.

Расчистив от травы приличный участок, Глашатай взял ступичный колпак и принялся, не переставая ругаться, копать им землю. Вышвыривал выскобленную грязь себе под ноги, как собака, закапывающая кость.

Уже почти стемнело, когда он закончил копать могилу. Она была не очень большой, напоминала, скорее, неглубокую траншею. На севере, как раз в том направлении, где заходило солнце, и которое я раньше решил назвать западным, взошла луна. Мне привиделось, что мои реальные или воображаемые многоглазые, пузырчатые инопланетяне дергают своими щупальцами рычаги, нажимают кнопки, заставляют крутиться скрипучие шестеренки, и начинается прощальный закат солнца и восход луны, проливающей свой свет, словно жидкий крем, на место последнего упокоения Сэма.

Схватив Сэма за шею, Глашатай потянул его к траншее. Тело зашуршало по траве, как змея. Глашатай лицом вниз перекатил его в яму. Ноги Сэма торчали с одного конца, а левая рука высунулась из могилы и лежала так, что казалось, будто он хочет выбраться из ямы, как только соберется с силами.

– Придется еще покопать, – сказал Боб.

Глашатай медленно повернулся и посмотрел на Боба. Лунный свет, освещавший его лицо, делал его похожим на человека, с которым лучше не шутить. Я надеялся, что он понимает, что мнение Боба – это мнение Боба, и я не имею к этому никакого отношения.

– А может, и нет, – сказал Боб. – Черт, да просто набросай немного травы там, где неровно, и пошло оно все.

Глашатай вернулся к работе, взялся за высунувшуюся руку Сэма и грубо загнул ему за спину, как ребенок свою половинку «косточки желаний»[8]. Рука хрустнула так громко, что по спине у меня пробежал мороз. Глашатай прижал ее к спине Сэма, поставил на нее ногу и стал давить, раскачиваясь взад-вперед, пока она не осталась на месте. Затем согнул слишком длинные ноги Сэма в коленях, сложив их так, что подошвы ступней коснулись задней поверхности бедер, сел на них и принялся с силой подпрыгивать.

Всякий раз, когда Глашатай вставал, чтобы осмотреть свою работу, ноги Сэма медленно поднимались обратно. Наконец Глашатаю надоело. Он прыгнул на них в последний раз, поднялся, взял ступичный колпак и начал соскребать землю в траншею, а в завершение забросал ее вырванной травой.

Думаю, могила получилась ничего, поскольку это было лучше, чем лежать голым в траве рядом с обосранным тобой одеялом. Вот только неприятно было видеть торчащие в лунном свете ступни Сэма и часть его лодыжек. Если б кто-нибудь из родственников Сэма был рядом, думаю, им бы это не понравилось.

Видимо, Глашатай почувствовал то же самое, потому что взял ступичный колпак и водрузил его на ступни Сэма вместо надгробия. И хотя вариант был не идеальный, теперь все выглядело поприличнее.

Не говоря ни слова, Глашатай обошел грузовик и забрался внутрь. По покачиванию кузова я понял, что он улегся на переднее сиденье.

Боб наклонился ко мне и спросил:

– Как думаешь, ничего страшного, если я попрошу его помочь нам забраться в фургон?

– Может, не сейчас? – ответил я.

Из кабины до нас донеслось ворчание Глашатая, что-то про «неблагодарных уродов», и мы с Бобом замолчали.

2

Мы забрались под грузовик и попытались заснуть. Трава была довольно мягкой, но по мне ползали какие-то жуки. К тому же стало холодно, и у меня начали коченеть руки и ноги. К чему я привык в автокинотеатре, так это к постоянной умеренной температуре, и от этого моя чувствительность к холоду усилилась.

Я снял с себя одного из более крупных жуков и раздавил его большим и указательным пальцами. От этого движения моя поврежденная рука запульсировала болью. Панцирь жука развалился, как ореховая скорлупа. Я попытался рассмотреть его поближе, но под грузовиком, при тусклом свете луны, было мало что видно. Насекомое выглядело как раздавленный жук. Возможно, я ожидал увидеть маленькие серебристые проводки и батарейку размером с булавочную головку.

Наверное, Глашатай почувствовал себя виноватым, поскольку посреди ночи пришел, разбудил нас, вытащил из-под грузовика и помог забраться в фургон, который он, в общем-то, неплохо вычистил, хотя смрад последней скверной трапезы Сэма прилип к стенам, как мох.

По крайней мере, там было не холодно, не ползали и не кусались жуки – ни настоящие, ни искусственные.

Когда мы улеглись, и Глашатай уже собирался закрыть заднюю дверь фургона, Боб спросил:

– Никаких поцелуев и историй?

Глашатай протянул руку ладонью вверх, сжал кулак и показал средний палец.

Боб посмотрел на торчащий средний палец Глашатая и сказал:

– Это некрасиво.

Глашатай захлопнул заднюю дверь, обошел фургон, забрался на переднее сиденье и лег.

Боб сумел подняться на колени и стукнуть лбом о стекло между кабиной и задним отсеком.

Глашатай сел прямо и повернулся, чтобы посмотреть, что происходит. Даже у водяных змей я видел более дружелюбное выражение лица.

– Спокойной ночи, – сказал Боб.

Глашатай повторил тот фокус с пальцем, только на этот раз менее эффектно, а затем лег, скрывшись из виду.

Боб плюхнулся на свой спальный мешок, лег на бок, посмотрел на меня и сказал:

– Знаешь, а мне нравится этот парень, я серьезно.

В ту ночь вернулись сны, те же самые, что я видел в автокинотеатре. Они