Читать книгу - "Десять тысяч дней осени - Александр Мендыбаев"

толя постелили огромный синий кусок полиэтилена. Получилось неплохо, только скапливавшуюся воду приходилось смахивать широкой шваброй. Смерзшуюся в лед жидкость долбили, пугая вяхирей.

В ту ночь дежурил Алмаз. Шара давно уже выпала из ночных смен. Иногда она заменяла братьев в дневное время, но надежды на пожилую Шару было мало. Около четырех утра радио громко и отчетливо произнесло:

— Триста двенадцать.

Алмаз закричал так, словно триста двенадцать раскаленных кочерег черти засунули ему за шиворот. Дархан вскочил и долго метался по комнате, не понимая, где пожар и что ему делать. Алмаз уже листал Бебахтэ. Радио пищало, но цифр не называло.

— Вот он, Дареке. Триста двенадцатый Зулфаят.

— Читай, да читай же, чтоб тебя собаки драли…

Словно издеваясь, Алмаз долго нацеплял снятые посреди ночи очки, а нацепив начал монотонно, без выражения нудить, разглядывая каждую букву:

— «Оставивший в нужде и сам как враг. Помощливый в беде — роднее тетки».

Дархан уставился на радиолу.

— Эй… что это значит? Эй… ты слышишь нас?

Но радио продолжало молчать. Дархан обернулся на Алмаза. Тот больше не смотрел в книгу. Указав пальцем на радио, сказал:

— Кто бы там ни был, он просит помощи. Да еще и угрожает. Мол тот, кто не поможет, станет врагом.

— Уверен?

— Помнишь тот первый зулфаят, который ты разгадал? Точнее помнил наизусть. Как там было? Общаться стану я с еретиком, если поможет?..

— «Общаться стану я и с негодяем, и с клятвоотступником, и хоть с еретиком, коль враг он моего врага!» Четыреста пятьдесят второй зулфаят. Он хочет общаться, если мы враги его врага. Эй, — Дархан повернулся к радио, — мы правы? Это так? Кто твой враг? Закир?

Алмаз сжал брата за плечо.

— Дарик. Ты слишком много вопросов задаешь, как он?..

Радио, перебив Алмаза, проговорило:

— Восемьсот тридцать один.

Выхватив книгу у Алмаза, Дархан прочитал:

— «Тьма сгустилась. Пролилась кровь. Чума на город. Крысы гложут пальцы мертвецов», —подняв глаза на Алмаза, он спросил, —ты что-нибудь понял?

Вместо ответа, Алмаз приблизился к радио и спросил:

— Кто твой враг?

— Пятьсот двадцать три.

Дархан, перелистнув страницы назад, прочитал:

— «Проклят тот, кто отбирает у сирот и беззащитных хлеб в час нужды».

Братья смотрели друг на друга. Дархан быстро спросил:

— Это Закир?

— Сорок шесть.

Шелест страниц разбудил Шару. Накинув теплый халат, она неторопливо подошла к братьям.

— «В час неурочный я возжелал утех с женой. Принес шербет и розовой воды. Она лишь громко рассмеялась, ответив — нет».

— Причем тут жена? У Закира есть жена?

Ни Алмаз, ни Шара не успели сказать и слова, как радио сообщило новую цифру.

— Шестьсот шестьдесят два.

— «Путник, не трать понапрасну время у лужи бесчестия. Двигайся в город, там вдоволь напьешься из фонтана праведности».

Шара, прикрыв ладонью рот, быстро проговорила:

— Он торопит нас. Торопит. Эй, кто ты?

— Двести двадцать семь.

Прежде чем прочитать вслух, Дархан задумался на целую минуту.

— Ну скорее же. Читай. Читай!

— «Рой. Рой медоносных пчел летит над тонким, как лезвие, горячим, как каленое масло Сиратом». Сират, это же из Корана, мост…

Дархан прижал палец к губам.

— Погоди, он подумает, что ты говоришь с ним, — приблизившись к радио, Дархан спросил.

— Ты пчела? — Обернувшись на Алмаза и Шару, Дархан без труда прочел в их глазах, что они думают о нем в эту секунду. Да он и сам понимал, что выглядит идиотом. Радио ответило быстро.

— Сорок шесть.

— Погоди, было же уже сорок шесть. Там про жену. Про утехи.

Шара укутавшись потеплее в халат, сказала.

— А еще про шербет и розовую воду. Только не спрашивай, не шербет ли он. Мы что-то упускаем.

Алмаз, воспользовавшись их диалогом, нагнулся к радио и спросил:

— Ты женщина?

— Сорок шесть.

— Черт побери, ни да, ни нет. Ты мужчина?

— Сорок шесть.

— Вот заладил.

Дархан вскочил.

— Нет! Он говорит нам — нет! Жена из сорок шестого ответила мужу «нет». Проверим? Эй, ты? Сейчас день?

— Сорок шесть.

Все трое с ликованием смотрели друг на друга, а затем, едва не стукнувшись лбами, ринулись к радио.

— А как по-твоему будет «да»?

Радио молчало.

— Черт побери. Кто-то тронул настройку? — Алмаз принялся крутить радио, Дархан пытался помешать ему это сделать.

— Никто не трогал. Погоди ты. Собьешь.

Как они не бились, что ни делали, голос пропал и больше не появлялся.

* * *

Целый день они не отходили от радио. Довольно быстро сошлись на том, что незнакомец общался с ними не более семи минут. Алмаз не помнил, во сколько точно началась связь. Возможно это было без пятнадцати четыре. А может и без десяти. Дархан сказал, что слышал цифры днем, именно тогда погибли закировцы, которых он заманил в квартиру. Шара поправила Дархана, сказав, что закировцы погибли, когда радио уже замолчало. Из сказанного более-менее ясным казалось только слово «нет», если конечно незнакомец не имел чего-то другого. Следовало выяснить, какой зулфаят отвечает за слово «да».

— Знаете, что я думаю. Почему он не может общаться с нами напрямую. Без этого чертового Бебахтэ? Почему, к примеру, не может называть цифры, соответствующие буквам?

— Не понимаешь? Сколько лет он тут и все никак не мог? Значит это единственный способ.

Шара вмешалась в разговор братьев.

— Кстати, а почему ни я, ни Закир, ни кто-либо раньше не замечал, что радио говорило цифры?

— Не знаю, спросим.

Шара ухмыльнулась.

— Спросите, как же. Опять услышите ответы про рой, шербет и одиноких путников.

Троица приуныла. Они все утро пытались разгадать, что хочет сказать им незнакомец. Но ничего путного из этого не вышло. Несомненно, было одно — незнакомцу для чего-то нужен контакт. Пару раз он упоминал врагов, однажды помощь. Говорил и про тьму, и про чуму, и про город, и про крыс. Первые три слова имели хоть какой-то смысл. Сегодня, если незнакомец выйдет на связь, решено было прежде всего узнать, что же ему нужно. Судя по ответам, он не мужчина и не женщина, да, впрочем, это не имело большого смысла, окажись он хоть еретиком, хоть шербетом, хоть розовой водой. Для Шары и Алмаза главным было то, что с незнакомцем можно попытаться договориться не убивать их, как он делал со многими, когда прекращало вещать радио.