Читать книгу - "Проклятие Озерной Ведьмы - Стивен Грэм Джонс"

где-то в бескрайней темноте, вероятно, где-то за городом, они в этот момент шли пешком, потому что машины не могли продвинуться дальше. На двух снимках в кадре была видна маленькая голова и часть идеального маленького плечика.

– Нет, – стонет Лета, и когда она опускает телефон, я вижу…

– Что? – спрашиваю я, ухватив ее запястье и поднимая руку, держащую телефон.

Это трансляция от Шароны.

Я забираю телефон у Леты – мы все еще продолжаем идти, – кликаю, прокручиваю. Шарона ведет трансляцию… откуда-то с берега?

– Где она? – спрашиваю я, не вполне включившись в суть дела. – Я видела ее в этот четверг.

Лета разочарованно мельком кидает на меня взгляд, как делает это всегда, говорит через сжатые губы:

– Багамы? Или Сент-Томас?

– Но…

– Кажется, она отправилась на похороны отца? Или на развеивание праха.

– Ее отец? Это что – утонувшая лодка?

– Легкие, – незаинтересованно говорит Лета, она забирает у меня телефон и так упорно набирает номер Тифф, словно теперь-то она точно должна ответить.

Я иду, прищурившись, киваю про себя.

– Когда? – делаю попытку я.

– Что «когда»?

– Ее отец.

– Кажется, в августе.

– Когда она заболела?

– Заболела?

– Ее… бронхит или что там у нее? Она поэтому так теперь говорит?

– Слушай, тут все чисто и вообще, но…

Она останавливается, потому что мы вышли из леса и двигаемся довольно быстро, и Лете приходится протянуть руку и резко остановить меня. Иначе я бы сделала шаг в пропасть с утеса над Кровавым Лагерем.

– У меня там, внизу, есть ножовка, – говорю я ей.

– У нас есть бензопилы, – отвечает Лета, указывая подбородком в сторону хрустящих шагов в темноте за нами.

Она права. В игре «камень-ножницы-бумага» всегда выигрывает бензопила. Копы и оружие бессильны против потрошителей, пикапы и огонь сулят только крупные неудачи, но бензопила? Если у тебя есть бензопила, то будь уверен, ты чертовски хорош.

– Его электронный адрес… – говорит Лета, словно каким-то образом обнаружила эту вероятность под просевшими крышами домиков Кровавого Лагеря.

– Осторожнее, смотрите под ноги! – кричу я лесопилам и широкими шагами начинаю спуск вместе с Летой.

Она скользит пальцами по экрану, кликает.

– Чей адрес? – спрашиваю я, тяжело дыша.

– Бана, – говорит она.

– Он тебе позволяет?.. – говорю я.

– К обеду до него уже не дозвониться, – говорит мне Лета, голос ее в этом объяснении звучит почти так же заинтересованно, как голос Шароны, когда она говорит о Карибском путешествии. – Он логинится на моем телефоне, чтобы проверять всякие рабочие материалы.

– Официальные материалы, – добавляю я.

– Это Пруфрок, – говорит Лета, имея в виду, насколько официальными могут быть такого рода сообщения.

Она права.

– Тифф посылает ему что-нибудь? – спрашиваю я, пытаясь увидеть раздел «входящие».

– Ничего нет, – говорит наконец Лета и кладет телефон в задний карман, как делала это в школе.

– Погоди, дай-ка я, – говорю я, вытаскивая телефон из ее кармана.

Лета поворачивает назад голову, несколько секунд поедает меня взглядом, потом продолжает движение.

Я ввожу ее PIN – 976-ЗЛО с цифрами вместо букв, потому что мы такие крутые девушки, – нахожу приложение «Инстаграм» и…

«Черт», – не говорю я вслух.

Я абсолютно уверена, что одна из голов, снятых Тифф, принадлежит Фарме. Он выше остальных, более обрюзгший и осторожный, поскольку ему приходится прятаться от скрытых камер, он только что начал поворачивать голову назад, почувствовав направленный на него объектив.

Я не знаю, почему меня так напугало его присутствие, но и отрицать этот испуг я не могу. Я думаю, дело вот в чем. Вскоре после того, как меня приняли на работу, я заметила, что он так строит график своей опекунской деятельности относительно моих часов, чтобы нам не сталкиваться неловко в коридоре по окончании моего урока. Наши взаимодействия в последние несколько месяцев сводились к тому, что я разбивала его миниатюрные камеры на террасе.

Я хочу, чтобы настал такой день, когда я весьма чинно смогу сказать о средней школе Хендерсона и начальной Голдинга, что этот дом чист, но это заявление должно отвечать действительности. Что касается Фармы, то перенос его консольного телевизора на террасу – победа.

– Далеко еще? – спрашивает Лета.

Ее лицо лоснится от пота, невзирая на прохладный воздух… ночь на Хеллоуин на высоте восемь тысяч футов – это вам не шутка.

Я прикидываю, говорю наугад:

– Минут десять.

Не до города, а до речки, которая должна располагаться там, куда устремляются все приглашенные, чтобы увидеть то, что там должно состояться.

– Идем все тем же курсом? – спрашивает она и смотрит мне в глаза, чтобы быть уверенной и… А что еще я могу? Сказать: «Нет-нет, постой, Эди не так уж важна?» Я киваю, и Лета переходит на бег, он у нее такой легкий, такой изящный, словно съемочная группа рекламного ролика обуви катится параллельно ей на гольф-каре.

Я плетусь следом, прикусив нижнюю губу, сжав пальцы в кулаках, потому что в этом, может быть, кроется секрет быстрой ходьбы. Ковбойские сапоги Баба скорости не прибавляют.

Довольно скоро – вероятно, минут через десять – мы оказываемся на развилке, дальше можно идти по плотине или по подобию дороги с крутыми спусками и подъемами.

Лета оглядывается, крылья ее ноздрей раздуваются, глаза широко раскрыты.

Я киваю направо, на дорогу, но не потому, что боюсь идти по плотине, хотя меня этот выбор, безусловно, пугает, – но… ладно, тут две причины, и обе они одновременно родились в моей голове: во-первых, путь по плотине, возможно, приведет нас к «Английской розе» на расстояние сброшенного каната, а это такой геморрой, который мне ни к чему, спасибо, но вторая причина действительно болезненна: когда я спустилась сюда в прошлый раз, я оказалась затиснутой между двух огней – Баннером, который тогда был помощником шерифа, и Харди, который уже перестал быть шерифом. И я чувствовала себя неловко, и рука Баннера на переключателе коробки передач все время прикасалась к моей коленке, а Харди стрелял взглядом то в меня, то в Баннера, а сугробы заметали следы нашей маленькой снегоуборочной машины, и… и… чего бы я только ни отдала, чтобы снова оказаться в тепле той кабины.

Но теперь их обоих нет.

Впереди меня, гораздо дальше впереди, чем следовало бы, Лета решает, что вся эта херня со спусками-подъемами слишком замедляет ее, а потому она спрыгивает с дороги в темноту и вниз, ее руки подняты вверх как у гимнаста, как у супергероя. Нет, как у матери, как у мамы, которая спешит увидеть свою драгоценную маленькую девочку.

Эди – это все, что у нее осталось, если Лете приспичит, она отрастит крылья, чтобы побыстрее добраться