Читать книгу - "Проклятие Озерной Ведьмы - Стивен Грэм Джонс"

01:43–02:17: СДУ направляется в пространство между двумя зданиями в неторопливом преследовании того, что представляется гетероцеркальным хвостовым плавником, имеющим высоту три фута и восемь дюймов, скорее всего, это выброшенный кусок брезента или какого другого мусора.

02:18–02:58: Открытая вода, оператор СДУ пытается вернуть его назад в Хендерсон – Голдинг.

02:59–03:26: СДУ вернулась на главную магистраль, теперь замедляется, чтобы сделать несколько фотографий, не прекращая съемки (Сони CMOS @ 30fps) автомобиля «Дайамонд Т» 1910 года.

03:27–04:08: СДУ приближается к очертаниям колокольни.

04:09–05:51: СДУ пытается двигаться вперед, но тросик на главной магистрали заело, что затрудняет движение.

05:52–05:53: Взвешенные в воде частицы делают запись мутной.

06:14–06:56: Поле зрения СДУ теперь отчасти закрывается головкой датчика Лейки Чироптера-5 (глубинный лидар) [см. бланк гарантийной претензии 1842749].

06:57–07:17: Взвешенные частицы делают запись мутной, когда СДУ натягивает тросик (ошибка оператора).

07:18–07:42: СДУ, не сумевший отсоединиться от тросика, поднимается выше мешающей съемке головки датчика, освобождает поле зрения, и в записи снова появляется колокольня церкви под одним углом наклона с просевшей крышей.

07:43–07:52: Пластмассовый черенок с D-образной рукоятью, портативный инструментальный ящик размером 11,6 дюймов фирмы «Майоко» в ударопрочной пене (закрытой) и три диодных фонарика под поверхностью озера Индиан опускаются на илистое дно главной магистрали. Их инверсионный след – пузырьки, а их многочисленные удары приводят в движение еще более измельченную материю. Включены два фонаря.

07:53–08:49: Взвешенные частички препятствует съемке.

08:50–08:54: СДУ уходит от этого наступления грязи «Острова сокровищ», но когда она разворачивается, чтобы отойти на главную магистраль, с поверхности спускается один последний предмет: Рэйовак 926 – двенадцативольтовый аккумулятор (5.37» x 2.86» / 2.60 фунтов / 18.95 долларов в рознице). В последних двадцати кадрах / последняя секунда записи этот аккумулятор пробивает крышу церкви.

Хотя ущерб, нанесенный Хендерсон – Голдингу, мизерный, стоимость замены уничтоженного картографического оборудования превышает 80 000 долларов.

Кровавая баня

В «Зомби 2» женское лицо все тянут и тянут к выломанной двери, а потому мы чувствуем текстуру щепки, которая медленно вонзается в ее правый глаз – Фульчи, переплюнувший известную французскую сцену с глазным яблоком и бритвой, я ее видела только в гифке.

Вот о чем я думаю, когда сверкающая золотая кирка моего отца тянется ко мне: мне бы самой хотелось иметь такую медлительность, но не в том, как моя голова сводит все к скорости червяка, типа, когда тебе остается всего полсекунды, она хочет спасти каждую сотую ее часть. А потом нарезает эти сотые доли еще на сотые, давая мне время представить себе постер «Кэндимена»: он силуэт, уместившийся в зрачке, каким станет Призрачное Лицо для Фонца четыре года спустя.

Но я знаю, что мне следовало бы думать о Гарри Уордене: он целиком в этом – в смерти от кирки.

Если бы я могла привести свои мысли в порядок, то даже перенесла бы себя в «Мой кровавый Валентин» и наслаждалась бы честью выйти из игры таким образом. Это делает меня частью чего-то, помещает в традицию, которая старше меня, наводит меня на мысль о ленте в моем старом видике, о том, что я могла бы смотать эту радужную ленту и закольцевать ее на головках, чтобы крики, бег никогда не кончались, а пыталась бы дождаться момента, когда смогу улыбаться, пока меня не вынесет за край экрана.

Но… почему меня заклинило на этом постере «Кэндимена»?

Я либо насупливаю брови, либо только приступаю к этому занятию, опять думаю о совершенно бесполезной вещи в идеально неподходящее время, потом прищуриваюсь, чтобы лучше видеть, чтобы лучше разглядеть металлический крюк, заменяющий руку у Кэндимена, и какая-то моя часть типа кивает: конечно. Мрачный Мельник? Убийца, которого убила я, когда он совершил не так уж много убийств, в основном только калечил и пытался не привлекать к себе внимания.

На этом месте должна была оказаться Синнамон Бейкер с сенным крюком в руке… нет, с окровавленным крюком из «Я знаю, что вы сделали прошлым летом». Ей хотелось, чтобы так оно и было: она знает все слэшеры, вся ее голова изнутри обклеена их постерами, так что, куда бы она ни повернулась, непременно видит очередного убийцу, очередную жертву.

Я хочу сказать, что я понимаю. Когда ты держишь все это в голове, именно так ты себя и ведешь, только так оно и может быть. И почему это все выбирают себе другую жизнь? Она безопаснее, веселее, и все в ней возвышенно и справедливо.

Но, в отличие от Синнамон, я никогда не заходила на эти постеры, никогда не смотрела на них сквозь очки Гарри Уордена.

Я и в самом деле хотела, чтобы в Пруфроке восторжествовало правосудие, но то была прежняя я.

Новая «я» просто хочет жить, и к чертям собачьим правосудие.

И почему я вообще думаю о ней? Ты не думаешь, говорю я себе. Ты все еще чувствуешь себя виноватой за смерть Мрачного Мельника, потому что ты должна была видеть, как Синнамон подзуживает его взять на себя вину ее сестры, ее одноклассников, всего города, включая в немалой мере и меня, которую Синнамон обвинила в смерти ее родителей.

Плохое это дело, да? И я кое в чем с ней согласна.

Я не спеша занималась своими делам, чтобы лечь спать в три утра, повторяла все более и более длинные названия джалло – единственное, что требуется фанатам деревенских фильмов ужасов, – это собаки, больные бешенством, – но не берите в голову, что говорит Шарона, что говорю сейчас я, чтобы только не забыть, это имена: Дженсен Джонс, Эбби Грэндлин, Гвен Стэплтон, Тоби Мэнкс, Марк Костинс, Филип Кейтс, Кристен Эймс и остальные… все пруфрокцы, которые четыре года назад навсегда легли на дно.

Когда мне это приедается, я мысленно возвращаюсь в лето 2015 года, когда умерла мать Кристи, Ли Скэнлон, и вы, мистер Холмс.

Мне хочется остановиться в этом месте, обнять подушку, так плотно прижаться к ней, чтобы было невозможно дышать, а если мне не удастся вдохнуть, то я не возражаю, если кислородное голодание не является средством от бессонницы, то я тогда не знаю, а существует ли такое средство вообще.

Но это я вызвала кошмар в Пруфроке, не буду это отрицать. И я хочу сказать, что теперь моя работа, как бы я ее ни ненавидела, сводится к тому, чтобы, пока я дышу, лягаюсь, дерусь и кричу, усмирять этот кошмар.

Или самой уйти на