Читать книгу - "Проклятие Озерной Ведьмы - Стивен Грэм Джонс"

дно, если мои попытки не увенчаются удачей. Как это и происходит теперь.

Но на самом деле это не «Мой кровавый Валентин», говорю я себе. Это не Гарри Уорден, вымещающий на мне свою ярость. Это мой неудачник-отец, вернувшийся к жизни не потому, что испил зеленого сока от Герберта Уэста, не потому, что вдохнул триоксина, а потому, что обзавелся золотой киркой, лежавшей в воде со времен фронтира.

Хуже того, хотя я не оставляю попыток выкинуть это из головы, я никак не могу избавиться от мысли, что золотой клюв этой дурацкой кирки вот-вот вонзится в меня.

Джон Карпентер говорит, что Лори и Майкл – два сексуально подавленных человека, которые пытаются трахнуться единственным доступным им способом – нанося друг другу удары острыми предметами. Я этого никогда не могла понять, правда – почему Майкл колет ее ножом в плечевую часть руки сзади, мистер Карпентер? – но скрытый смысл я понимаю, маленькое вам спасибо.

И я ни в коем случае не допущу, чтобы это повторилось, отец.

Хер тебе.

А вот чего мне хочется: чтобы в мое тело была постоянно встроена броня армадилла, чтобы она защищала меня со всех сторон и я могла не бояться удара киркой. А еще я хочу иметь волшебные браслеты Чудо-Женщины и, может быть, непробиваемую броню, как в «Кошмаре 4», чтобы я могла сложить эти браслеты крестом перед собой и отразить нападение.

Нет, на самом деле я хочу управлять этим кошмаром, Фредди, превращать кирку в две горсти порхающих бабочек, сделать так, чтобы мой отец споткнулся и упал лицом вперед.

И чтобы у меня было время, чтобы подняться и бежать со всех ног.

Вот только это так не работает.

А работает оно так, что остановить золотую кирку невозможно. Она слишком тяжелая, удар слишком сильный, она висит надо мной всю жизнь.

Все, что я могу, – это дернуться в сторону, может быть, на четыре отчаянных дюйма.

Четыре дюйма в правильную сторону: отец целился в мой правый глаз, точно как у Фульчи, как на постере «Кэндимена», а это еще один способ, которым кошмар может спасти тебе жизнь, если ты позволишь.

Мою он спасает. Но не ухо на этой стороне. Кирка вонзается мне в ухо, пронзает его и оставляет глубокую царапину сбоку на моей голове.

Что еще хуже, отец падает на меня, его лицо приближается ко мне, а я не Рипли, но мой убийца – вот он тут, нос к носу со мной, как тот гигантский Чужой.

У меня даже не было времени вдохнуть воздуха, но я все равно кричу и не только ртом, но и моими ладонями, моими коленями, моими бедрами, которые хотят сдать назад, подальше от всего этого. Это смещает моего отца, и он падает лицом вперед, а я меньше всего хотела этого. По крайней мере, до того момента, когда черенок кирки, клюв которой вонзился в суглинок через мое плечо, не упирается ему в живот, не входит внутрь, что сопровождается брызгами из его нутра над поясом, и отец зависает в таком положении, как упавшее пугало, каким он и является по существу.

Однако его руки продолжают двигаться, а пальцы царапать. Один из них вонзается в тонкую материю моей дорогущей блузки над животом, но я уже перекатываюсь.

Материя на животе рвется, словно она из воздуха, а она почти и есть из воздуха, а я продолжаю перекатываться, пока не ударяюсь в дерево. Мое лицо так низко, что я вижу сосновые иголки, вонзающиеся в поле моего зрения. Сквозь них я вижу отца – он пытается ухватить черенок своей кирки, но черенок скользок от его внутренностей.

Его рот тоже движется, но поскольку горла у него нет, он не может даже шептать.

Ну и прекрасно. Я не хочу слышать ни слова из тех, что он может сказать. Никогда.

Я подтягиваю себя, ухватившись за ствол дерева в грубой на ощупь коре, и только когда кора осыпается под моим прикосновением, я понимаю, что это то самое дерево, которое пилили Дженсен и его отец.

И теперь оно падает.

– Эй! – кричу я отцу, задирая подбородок.

Какая-то его часть слышит меня, он поворачивает ко мне свою голову. А потом поднимает, смотрит вверх, вверх на медленное движение дерева, клонящегося вниз, вниз, вниз.

Оно ударяет по нему всем своим весом и всеми своими столетиями, коими напирает на кирку, и в этом разрушении теряется мой отец.

Восемь лет назад я держала у его спины сломанный шест и всем сердцем желала, чтобы мне хватило того, что требуется, чтобы вонзить этот шест в него. За мою мать, за ту девочку, какой я была. Но тогда я не смогла.

Та девочка с тех пор подросла, отец.

И тут все деревья начинают сотрясаться, будто лес целиком собирается поклониться происходящему. Сосновые иголки выстраиваются острыми концами вниз, глинистая земля танцует вокруг моих ног, а давление воздуха как-то напоминает барабанный бой, оно растет и готово взорваться.

Я падаю на колени, даже представить себе не могу, что сейчас произойдет – ведь в Пруфроке Хеллоуин, верно? – и когда я поднимаю взгляд, то вижу стену из красного порошка, похожую на приливную волну, которая прорывается через что-то, воспринимаемое мной как скорость звука.

Волна ударяет меня, она не жестокая и не гранулированная, как соль, она порошкообразная и чуть ли не дымчатая, и движется она достаточно быстро, чтобы поднять меня, отбросить назад, и в полете вижу ангелов, которые кидают этот порошок и проносятся на высокой скорости мимо линии деревьев: три самолета-пожаротушителя одновременно сбрасывают свой груз в общем усилии, а потом делают крутой разворот для новой заправки, дымок в концах их крыльев закручивается в яростные маленькие вихри.

Их ингибитор горения попадает мне в рот, в глаза, в нос, и если я не ударюсь о другое дерево, о то, которое стоит крепко и вырубит меня, то меня убьет кашель, попытки набрать в рот воздуха, рвотная масса, вылезающая из моего рта, два фонтанирующих темно-красных гидранта.

Я стою на руках и коленях уже, наверное, минуты две.

Потом наконец поднимаю взгляд.

Дым стал гуще, но он замедлился, потерял злость. Как если залить водой костер, и последний дымок уходит вверх, вверх, прочь.

Я сажусь, прижимаю колени к груди.

Вокруг меня, насколько видят мои глаза, все усыпано красным порошком. Словно я первый индеец на Марсе.

Это должно закончиться. Сейчас. Говорю я себе. Салли может вернуться к себе, получить ту помощь, которая