Читать книгу - "Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская"

„штурвал“, – два с копейками. Надо до „ХороШопа“ дойти, продуктами затариться. А то, может, потом из дома не выйти будет. Засадят в ладонь что-нибудь вроде зубной щетки, куда ее спрячешь… Или банковскую карточку в подбородок. Заодно и с Марией Иннокентьевной словечком перекинусь».

Домой он вернулся за сорок минут до второго «слияния». Разложил покупки по местам, с удивлением поймав себя на мысли, что начинает забывать про флешку. Есть и есть. Не мешает – и хорошо. Лучше съемный накопитель под кожей, чем больной зуб.

Недолгая беседа со сменщицей Людочки в «ХороШопе» прояснила историю не больше, чем поиск в Гугле. Мария Иннокентьевна попросту не помнила такой «моменталки» и в конце концов решила, что Ломцов ее разыгрывает.

За десять минут до слияния Захар закрыл все окна, проверил замки на дверях. Потом подпер ручку комнатной двери спинкой стула и сел по-турецки на диване, старательно прислушиваясь к наступившей тишине.

Тринадцать часов сорок четыре минуты. Пять минут до «слияния».

Ничего.

Две минуты…

Полный покой.

«В спячку впасть, что ли… – криво усмехнулся Ломцов, безуспешно стараясь унять нарастающий тремор и дышать ровнее, спокойнее. – Три дня продрыхнуть, а потом: „Здравствуй, красивая жизнь!“»

Тринадцать часов сорок восемь минут.

– Давай быстрее, сука, – процедил Захар, глухо, почти с мольбой. – Страшно ведь, ну…

Секундная стрелка на часах завершила очередной круг, а в следующее мгновение мир беззвучно захлебнулся в черной полынье беспамятства.

Очнулся Ломцов на том же месте и в той же позе: настенные часы показывали без десяти два. Он провел без сознания всего минуту. Голова была чистой, легкой, прошедшее беспамятство не оставило о себе никаких напоминаний.

Узнать, что же стало «объектом» в этот раз, оказалось легче легкого. Пальцам левой руки – указательному и безымянному – что-то мешало. Ломцов торопливо поднял кисть к глазам, вгляделся…

– А что, креативный фак получился… Где-то даже стебно.

Из среднего пальца, занимая почти всю ногтевую фалангу и часть следующей, торчала сувенирная монета, купленная Захаром в зоопарке года три назад. Солидный кругляш, размерами с юбилейный советский рубль, аккуратно выглядывал, поровну выпирая с обеих сторон.

Захар попробовал согнуть палец. Нижний сустав работал без проблем, а верхний забастовал напрочь. Что означало: монета сидит в кости. Боли, как и в прошлый раз, – не было. Хотя ощущение чужеродности казалось более весомым, оно по-прежнему оставалось вполне терпимым. Ломцов больше опасался, что «объекты» могут навредить току крови, нервной системе и прочему, но пока опасения оставались лишь опасениями.

– Дубль два, полет нормальный, – проворчал Ломцов. – Играем дальше.

Он позвонил руководству, наврал, что оступился и получил растяжение. Ничего серьезного, но за субботу-воскресенье оклемается вряд ли. Пара дней к выходным будут кстати: можно за счет отпуска. Иначе – больничный.

Руководство без колебания выбрало дни. Захар поблагодарил за понимание и завершил беседу.

Третье «слияние» наискось проткнуло левую ладонь шариковой авторучкой, оставив с тыльной стороны лишь верхушку синего колпачка.

Утро прибавило к «коллекции» еще один сувенир. Черноморская раковина размером с некрупный персик засела в правой лопатке, погрузившись в нее примерно наполовину. Разглядывая свежую «инсталляцию» в зеркале, Ломцов мрачно порадовался, что обитает не на складе железобетонных изделий или в секс-шопе.

Левое колено и правая стопа были следующими. Коленная чашечка теперь напоминала сюрреалистическую замочную скважину, в которую глубоко воткнули сразу три разных ключа, не снимая их с общего колечка. С внутренней стороны стопы в нее ближе к пятке на три четверти утонул «бублик» кистевого резинового экспандера.

Боли по-прежнему не было. Хотя, конечно, все эти «дополнения» начинали изрядно мешать. Захар почти не пускал в ход левую руку и старался ходить как можно меньше. В остальном он чувствовал себя сносно. Головокружения, болей, тошноты не возникало, кожа оставалась розовой, без кровоподтеков и других тревожных симптомов.

Ломцов коротал время за просмотром сериалов, чтением и сном. Проверил оставшиеся «моменталки», прибавив к восьми сотням – без малого одиннадцать тысяч. Радость от выигрыша была блеклой и мимолетной, «Большая игра» безжалостно высасывала из Захара почти все эмоции.

Седьмое «слияние» сделало в скуле три глубоких, неровных «стежка» недлинным USB-проводом, оставив концы болтаться снаружи. Восьмое – наискось запихнуло под кожу живота слегка приоткрытые ножницы.

Ближе к концу игры снова появился страх. Не сильный, но цепкий, постоянный… Небольшое облегчение дали три рюмки водки. На них Ломцов остановился, потому что для полного избавления от страха пришлось бы влить в себя всю бутылку, а напиваться он не хотел.

За час до последней черты Захар перестал бороться и лег на диван, неотрывно следя за секундной стрелкой часов.

Метровый Samsung был включен, на экране с пальбой и мордобоем выкручивался из передряги очередной сериальный то ли опер, то ли спецназовец. Картинка неожиданно пошла полосами, рябью – и пропала совсем.

«Надеюсь, телевизор никуда запихивать не будут… – нервно усмехнулся Ломцов, посмотрев на часы: ровно половина десятого. – Идиотская затея. Вон чайную ложечку пусть возьмут. Не по-о-онял… А это что такое?»

Телевизор опять ожил, но вместо заброшенного заводика, ставшего западней для атлетически сложенного силовика, на экране возникла небольшая грязноватая и скудно освещенная комната. Захар разглядел пару плакатов с иероглифами на стене, бамбуковую мебель, цветастые занавески с золотыми длинноусыми драконами, несколько коробочек из-под китайской еды на полу: жилище, скорее всего, находилось за пределами России. Картинка была статичной, как будто камеру водрузили на треногу, включили и оставили в покое.

В центре кадра находился мужчина, абсолютно голый, тучный, свесивший голову на грудь. Он сидел примерно метрах в трех от камеры, на коленях, сильно ссутулившись, неподвижно. Судя по длинным растрепанным и изрядно тронутым сединой волосам – человек был лет на двадцать старше Ломцова.

– Эй, мужик, – позвал его Захар неожиданно для самого себя, – ты чего?

Мужчина легонько качнул головой, как будто услышал вопрос, но ничего не ответил, оставшись сидеть в прежней позе. Казалось, что он сильно пьян или находится в полной прострации.

– Эй, что творится-то? – снова спросил Ломцов, скорее, не у человека на экране, а просто чтобы не молчать. – Мужик, ты меня слышишь? Э-э, а что это у тебя там…

Он поспешно слез с дивана, проковылял ближе к телевизору.

Всмотрелся.

– Твою мать…

Из левого бедра незнакомца выпирало что-то, крайне похожее на цоколь лампочки. Взгляд Захара судорожно запрыгал по обнаженному телу с той стороны экрана, выхватывая новые, не всегда хорошо различимые «объекты».

Часть маленького гаечного ключа, торчащего из правого запястья.

Нижняя часть небольшого тюбика зубной пасты или какого-нибудь крема, наполовину погруженного в шею чуть ниже левого уха.

Еще что-то темное, угловатое, сидящее между ребер, под