Читать книгу - "Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская"

Зоинька потянула за пеленку, выволокла труп из кроватки.

Что ты делаешь, Маленькая?.. Заче-е-ем? С ума сошла? Под кроваткой его все равно найдут. Сумасшедшая… Точно, сумасшедшая! Дрянь! Ты мне не нужна! Можешь не возвращаться вовсе. Паскуда, как говорила кухарка Домна. Выродок.

Прикрылась кружевцами, так что, думаешь, настоящим ребенком стала?! Вон кормилица идет. Она сейчас тебя вышвырнет из дому. А дворник Софрон со двора выметет.

Кормилица тряслась, как осинов лист на ветру. А… Зойкину мамоньку увидала. Дурища. Разве непонятно, что ее давно похоронили, а могилка сровнялась с землей.

Но мамонька все сюда таскается, не может позабыть дом. Потому что тоже дурища. Поменьше бы мужикам подставлялась. Или Домнин отвар пила. Тогда бы жила здесь. И Зойка при ней.

Кормилица нагнулась к колыбельке, рукой отвела кружевца. Побледнела. Снова закрыла накидкой личико Маленькой. Оглянулась, попятилась и рухнула на пол. Аж стол и стулья подпрыгнули. Как забавно-то получилось! Молодец, Зоинька! Умница, Маленькая!

О! Хозяйка, Светлана Федоровна, третья жена Аристарха Петровича, сюда плетется. Согнулась в три погибели, стонет. Край рубахи в красном. Неряха. Ой, что сейчас будет!

На кормилицу даже не посмотрела, сдернула накидочку. Широко, как пойманная щука, раскрыла рот.

Большая Зойка развеселилась.

Лысая, с облезшей кожей, двумя дырками вместо носа, Маленькая смотрела на Светлану Федоровну глазами-пуговицами, щерила беззубую черную пасть.

Ну что ж ты, хозяйка, застыла? Целуй своего ребенка, прижимай к груди! Не хочешь?

Маленькая выпала из рук Светланы Федоровны, которая осела на пол рядом с кормилицей.

Зоинька-затейница выпуталась из шелков, выкатила из-под кроватки мертвого ребенка, закутала его в пеленки, как могла. А сама забилась под кресло.

Хозяйка очнулась первой, и не скажешь, что дохлячка. Схватила шелковый сверток, подползла к печке, открыла голой рукой чугунную дверцу. От ее пальцев поднялся едкий дымок. Но Светлана Федоровна ровно ничего не заметила. Взяла и сунула тельце в пеленках прямо в огонь. А руки от пламени не отдернула, дурища, зашлась в визге.

Влетела та высокая тонкая дама, которая появилась в доме месяц назад и откликалась на Аду.

Зойкам стало весело, хоть пляши: уж так громко орали дамы в два голоса!

Дальше все будет неинтересно. И Большая угнездилась спать. Но Маленькую позвать не забыла. Ну, погорячилась, когда прогоняла. Им поодиночке никак нельзя.

Большая Зойка дождалась Маленькую. Начала укачивать. Потом надоело, и она отшвырнула ее в угол. Принялась биться головой о стену. Не помогло. Пронзительный плач стал громче. Совсем как тогда…

…Зойка чуть не задохнулась от крепкого, сумасшедшего объятия мамоньки. Последнего объятия. Почувствовала, как намок платок на лбу от ее слез. Еле разобрала причитания:

– За мной не ходи… Ступай в дом… Тебя не посмеют прогнать… В тебе господская кровь!.. Домна все знает. Она тебя пожалеет… И не вспоминай свою мамоньку… забудь… Прощай, дитятко!..

Зойка замерла возле брошенных мамонькой узлов. Хотела крикнуть, чтобы она не ходила в сарай. Там плохо, а в углу за старыми дощатыми панелями, наваленными грудой, вообще тошно. Под слоем рыхлой земли младенчики плачут. Они злые. Мамоньке лучше идти на речку. Зойка один раз только ее видела, когда с прачкой-поденщицей ходила белье полоскать.

Ее нарочно отослали, потому что Домна увела мамоньку в черную баню, которая для прислуги, и там заперлась.

И стоя на берегу, семилетняя Зойка поняла, что быстрая вода – самое лучшее, чистое место. Там нет злых младенчиков. Там только те, кого взяла река или кто добровольно отдался ей.

Мамонька долго болела после той бани. А потом отказалась пить Домнины снадобья. И вот ее прогнали.

Зойка побежала к сараю, приоткрыла дверь. Мамонька дергалась в петле. Потом затихла. Но вспучившийся горой живот все жил. Когда он отвис, то в лужу под ногами мамоньки полилась кровь. И шлепнулось что-то мерзкое, серо-красное.

Это была Зоинька. Маленькая Зоинька. Ее роток кривился в плаче, ножки и ручки двигались.

Большая замерла, вспоминая, как подобрала Маленькую, как спряталась вместе с ней за панелями. А чтобы Маленькая не верещала, зажала ей рот и нос ладонью – в сарай же дворовые понабегут, служивые. Могут унести вместе с покойницей и Маленькую. Зоинька дышать перестала, а вот плакать – нет.

Большая Зойка усыпила себя воспоминаниями. И не увидела, что проказница Маленькая поворочалась на земле, да и поползла из сарая прочь.

4

Светлану Федоровну вязали впятером: Софрон, дворецкий, Домна, Адка и Аристарх Петрович. Ее руки превратились в обугленные клешни, но тело обрело невиданную силу и верткость. Все потому, что оно больше не подчинялось разуму.

Младенец, похожий на головешку, лежал на столе. На него с брезгливым сожалением поглядывал Аристарх Петрович. Детскую наполняла едкая тошнотворная вонь.

Хозяйку увели в ее покои, Софрон отправился в участок, Домна свалила свою работу на судомойку и поденщицу, пошла спать.

Аристарх Петрович прихватил из буфета пузатую бутыль и поманил за собой Адку. Аниска должна была присматривать за Светланой Федоровной, когда проводит восвояси кормилицу.

Едва дворецкий закрыл дверь за толстухой, еле державшейся на ногах, Аниска увидела здоровенного рыжего кота с коротким хвостом, надорванными ушами и желтыми надменными глазами. Он стоял и, видимо, раздумывал, куда податься в новом жилище.

– Ай! Лукич, ты кошака впустил! – воскликнула горничная.

Старик подслеповато прищурился.

– Лови, Анисьюшка, лови скорей! Хозяюшка и так хворая. Эх…

Аниска побежала за жирным котом, который приблудился так некстати. Всю живность в доме поизвели, потому что Светлана Федоровна покрывалась пятнами и плохо дышала. Зато крыс и мышей стало немерено. Видать, почуял кошак добычу. И откуда он взялся? Вот что случается, когда собак во дворе нет.

Котяра порскнул вверх по лестнице. Не на кухню, не в людскую! Аниска – за ним. Зловредная тварь помчалась в гостиную, а там и до хозяйкиных покоев недалеко. Но вдруг взбила шерсть на выгнутой дугой спине. Зашипела.

Аниска огляделась – нет ли метелки или шеста, которым тушат верхний свет. А когда глянула на кота, то увидела, что животное, прижав уши и припав к полу, подбирается к странной сморщенной фигурке. Кукле, что ли… И эта кукла стояла на кривых ножонках, растопырив черные, словно горелые, пальцы. В глазах-пуговицах, которые сверкали оловянным блеском, было столько лютой злобы, что Аниска затряслась от ужаса. Ей ли, здоровой крестьянской девке, которая супротив иного мужика посильнее будет, бояться какой-то куклы! Но вот поди ж ты…

Кошак с утробным воем бросился на куклу. Она взмахнула рукой, и животинка завертелась на полу, перебирая лапами и