Читать книгу - "Ихор - Роман Игнатьев"

class="p1">Проходя мимо пепелища, Фома вдруг перекрестился. На месте вольеров черным-черно, воняло паленой шерстью и жареным мясом. Возле теплиц суетно шныряли люди, о чем-то спорили. Фому досмотрели, прощупали и только тогда впустили в главный дом.

В душном кабинете повис табачный дым, воняло клубничным лубрикантом. Аркаша бросил взгляд на гостя и от удивления присвистнул. Аркаша потушил бычок в пепельнице и уселся за широкий стол, заваленный пузатыми кипами бумаг, деталями компьютеров, бутылками и старыми журналами с фотографиями кинозвезд. Натужно выдувал теплый воздух обогреватель. Аркаша постучал пальцем по кромке стола, закурил сигарету и осведомился о цели визита. «Дело есть», – ответил Фома и сунул Аркаше под нос телефон с Полининым видео. Отсмотрев, Аркаша осклабился, пожевал фильтр и вздохнул так тяжело, будто его прижало кормой «Титаника». «Чего хочешь?» – «Фига се, сразу к делу? Даже отнекиваться не будешь, мол, не я и хата не моя?» – «Харэ выпендриваться, мог бы не шпионить, Штирлиц. Я ж сам тебя приглашал, забыл? Рита хотела, чтобы ты присутствовал, так что давай суть, не гунди». – «Кто этот дед? Что в банке?» – «Шантажировать – это ссыкливо. Мой вспыльчивый братишка и за меньшее на кол сажал». – «Вот об этом я и говорил! Началось». – Фома подскочил к Аркаше и отвесил пощечину, ворвалась охрана – два бывалых зека, – но Аркаша махнул отбой тревоге. Аркаша с усилием выправился на кресле, затянулся и сказал: «Мангыс, типа, злой дух. Живет в лесу, сцеживает нам свою кровь раз в полгода. Она вроде целебна, если по вене пустить. Просто пить не канает, пробовали – отравление и сгоревшие кишки. Миллилитров двести пятьдесят надо. Рак не вылечит, но иммунитет подтянет. И по мелочи там всякое. Я так подагру латаю, хватает на год-полтора. А дед хер знает откуда взялся! Братец меня не просветил. Кстати, запись удали, себе жизнь облегчишь». – «Продолжай, Аркадий». – «Мы взамен мангысу стариканов отдаем. Он с ними типа беседует, увещевает, а потом чик-чирик – и забирает в качестве трофея печенку там или глаз. Жрет это, понял?» – «Людоед». – «Каннибал, ага. Но кого попало он не ни-ни, ты не думай. Слыхал про костугайского маньяка? Точно тебе говорю – не мангыс!» – «Почему мангыс? Что это значит?» – «Тупой, что ли? Объясняю тебе – дух! Злой, мать его, демон, питающийся человечиной. Его Рита Евгеньевна так прозвала, ну мы и повторяем». – «Как с ним связана Харита?» – «Хэзэ, приятель. У Христофора узнай, если он раньше тебе кишки не вырвет». – Аркаша заржал, Фома закашлял. «А-а, тебе б кровки-то бахнуть, полегчает». – «Как мне его найти?» – «Мангыса? Оу, парень, совсем, что ли? Выброси тупую затею в мусорное ведро». – «Говори!» – Фома замахнулся кулаком, но Аркаша выставил ладони, завалившись на кресле, точно перевернутый на спину жук: «Тихо-тихо, мудень, скажу. Берешь под мышку козла отпущения и шуруешь с ним в санаторий. Во дворе разведи костер и жди. Ночь, день, хэзэ сколько. Палатку прихвати, ха! Если мангыс захочет – покажется». – «Козла отпущения?» – «Ну, гостинец. Или он тебя сожрет». – «И часто вы к нему козлов водите?» – «Ни разу со мной такого не приключалось», – сказал Аркаша и заржал. «Читай!» – Фома развернул бумажный лист с посланием и протянул Аркаше. Тот изучил, похихикал и спросил: «Чьи стишочки?» – «Не твои?» – «Не, я прозаик. А сейчас я в трауре, врубаешься? Твари угробили моих собачек! Найду – порежу!» – «Аркадий, не юли». – «Слышь, болезный, если бы я пугать тебя надумал, то вздернул бы на крюке в шиномонтажке. А сейчас треплюсь с тобой только из-за Полины и этого хоум-видео. Ясен хер, ты видос размножил, подсуетился. Ты ж не дурак, а, мудень? Или дурак?» – «А Полина что?» – «А что Полина? Трахаетесь? Киска у нее о-го-го!» Фома замахнулся, чтобы врезать, но Аркаша уверенным жестом стопарнул его и шепнул: «Тихо-тихо. Ш-ш! В дозоре у меня ветераны, спрашивать не станут – сразу выпотрошат». Фома забрал анонимку, цыкнул и, кашлянув в кулак, распрощался с Аркашей и его бдительной охраной.

Хоронили Тиктака, но Фома пойти не смог, потому что умирал от припадка горячечной лихорадки, развившейся после приема ихора.

Пришлось заранее забить холодильник припасами, накупить таблеток, в первую очередь жаропонижающих, держать под рукой заряженный телефон, чтобы вызвать «скорую». Фома позвонил парню из морга и нанял его за пять косарей ради плевой работенки – поставить капельницу.

Паренек помял пакет с кровью и сказал: «Откинуться можешь. Я соучастником не пойду, мне не в кайф». – «Не бзди. Бери еще пятак сверху и втыкай иглу. Я не самоубийца». – «А-а, типа дурь новая? Откуда? Граница-то на замке. Или ты у нас местный Хайзенберг? В гараже бодяжишь?» – «Коли или проваливай!» Смяв пятерку, парень вымыл в кухонной раковине руки, заварил чая и спросил, есть ли сладкое. Не дождавшись ответа, пошарил в ящике и захрустел вафлями. Притащил из прихожей вешалку с рогами и натянул перчатки. Соорудив капельницу, он воткнул иглу в вену Фоме, насвистывая под нос «Макарену», и объяснил, как закрыть крантик. «Сколько вливать будешь?» – «Двести пятьдесят». Определив на глаз, парень нашарил в кармане своей парки черный фломастер и сделал отметку. «Видно? Дойдет до черты – вырубай. Или как хочешь. Но я к тебе чайку заходил попить и ни фига не знаю. Если прижмут, про деда расскажу и зачем в морг приходил». – «Нет проблем». – «Надеюсь, что так», – сказал парень и вышел, захлопнув дверь. Щелкнул замок.

Преобразования начались ровно перед рассветом: живот разрывало острыми пиками, жгло огненными углями грудь, вместе с кашлем на паркет Фома выхаркивал шматки гноя. Температурный градусник показывал отметку сорок, но «скорую» он не вызывал – терпел и надеялся, пусть и приготовился умереть. С рассветом чуть отпустило, выступили прыщи. Тек пот, пропитывая постельное и матрас, случались галлюцинации, в которых Фома видел барона фон Крейта и его спутников, сидящих у костра. Мерещились подводы с промерзшими трупами и светловолосая Харита, развлекавшая Фому частушками и народными песнями, горькими, как сама скорбь.

Проспал трое суток, справляясь в заготовленный таз. На четвертый день, отбиваясь от бреда, он поднялся в уборную и едва дополз до рундука. Вернулся в кровать и проспал еще дня два, окончательно обделав матрас.

Барабанили в дверь.

Ему грезились зеленые добрые глаза, как у мамы. Звучал советский шлягер про яблоки на снегу, ввинчиваясь ему прямо в мозги, – видимо, дискотека у соседей, продолжавшаяся дней пять.

Иногда, приходя в сознание, Фома залезал в ванну и включал ледяную воду; когда начинало обжигать, он очухивался и, перекинувшись через чугунный борт, заваливался на кафель. Дотягивался-таки до крана