Читать книгу - "Ихор - Роман Игнатьев"

– Он видел мое лицо, – нашелся Фома.

– Погиб пропащий человек, – сказал Хунбиш тоном аксакала, – не кори себя за это. Но кровь смывать положено. Не напрягайся, я про исповедь. К священнику пойти можешь, но какая им вера? Приходи к нам – лама выслушает, и на душе станет легче.

Фома кивнул и обещал смыть грех. Этот и какой-нибудь еще. Пошутил, что лама провозится с ним три дня и три ночи. Хунбиш ответил: «Хоть всю вечность». Фома отважился на вопрос:

– Откуда у вашего босса столько денег? Он в лотерею выиграл?

– Каан нашел сокровища Хубилая, – ответил Хунбиш. – Дафуру предстало видение, в нем он посетил Великий Курултай и познал азы Ясы[21]. Дед Хубилая подсказал ему, как жить по чести и собрать честный люд вокруг своей воли. И указал на место, где внук заточит несметные богатства.

С вопросом встрял Тиктак:

– Ваш вождь поможет с дочкой? Он обещал!

– Слово каана – закон. Так велит Священная Яса, – ответил Хунбиш и спросил: – В парниках вам встретилось что-то странное? Такое, с чем не ждешь столкнуться в месте, для того не приспособленном.

Парни пожали плечами и ответили, что обошлось без странных встреч. Хунбиш хмыкнул и распрощался.

Раздав долги, Фома позволил себе прихоть – набор статуэток воинов разных эпох и краски. Шли дни, пробовал разные кисточки, смешивал цвета и не на шутку увлекся новым хобби. В его коллекции выстроились сарацины, тамплиеры, госпитальеры, гоплиты и самураи. У Фомы появился фаворит – конник-багатур с сидящим на руке соколом. С ним Фома возился несколько часов, используя до пяти кисточек, прокрашивая каждый миллиметр. Небольшие фигурки, размером с пачку сигарет, для Фомы стали любимым детищем и поводом для легального эскапизма.

Погода испортилась, дни напролет лилась вода и грозила затопить провинциальный Костугай. Иногда Фома перечитывал записи Хариты и задумывался над их правдивостью. Телевизор он не включал, кино забросил, предпочитая музыку. Среди прочих слушал «New Order», «Pink Floyd» и «Пикник». Забыл про осточертевший кашель, который ему давно не докучал. Звонил Тиктаку и предлагал куда-нибудь выбраться, но друг отдалился, избегал встреч и долгих телефонных разговоров.

Однажды в гости к Фоме зашел Артем Дюков. Он курил на балконе и тер глаза – не высыпается. «Чего не весел?» – спросил Фома. «Расследую поджог у Заруцких. Слыхал? Там охранника грохнули. И животных поджарили. Ух, звери, мля! Меня с этим делом так имеют, седеть начал, глянь!» – он показывал свои пышные светлые волосы, но Фома только посмеивался. «Чё ржешь?! Там глухо, никто ничё не видел, не слышал. Тот мудак в будке, которого вырубили, мямлит, мол, в маске был, голос как у всех. А-а, – он отмахнулся и отщелкнул бычок в улицу, тот разбился красными огоньками об асфальт, – труба, короче. Не, ну ясен хер, что Дафур кого-то нанял, но кого, блин? Я всех барыг и бунтарей прошмонал – ни хера! Гастролеры могли вполне, да только границы на замке – не спрятаться, не скрыться. Кабздец, братан». – «С фига ли сразу Дафур? Больше некому?» – «Мститель, мать его! За скот и за двух своих парней. Пинг-понг этот задрал уже – то один, то другие, – кидают эту сраную горячую картошку из угла в угол, а мне жопу рви, ищи концы! А знаешь, что меня больше всего калит?!» – «Поделись, ну-ка?» – «Кто тех дедов замочил? И почему им органы вырезал? Вот чё! Каждый день думаю. Маньяк какой, так промежуток нарисовался слишком объемный, затишье затянулось». – «Зодиак годами молчал. А потом опять убивал». – «Мутное болото, так тянет на природку, шашлычка пожарить, водочки. – Он присвистнул и хлопнул Фому по спине. – Вернемся же к текилке, отметим пятницу! Впрочем, радость омрачена грустью – завтра все равно прусь на службу, строчить сраные отчеты».

Они пили до двух ночи. Потом Дюков уехал, на сей раз вызвав такси, и Фому обняла тоска. Он позвонил Милане, разбудил. «Говори или дай поспать уже», – отозвалась она и зевнула. «Мил, скучаешь?» – «Тупой вопрос. Мы женаты. Конечно скучаю». – «А если честно? Без позы, как есть». – «Пьяный, что ли? Ну ясно все, накидался и лезет. Ложись спать. Завтра поговорим». – «А ты любишь меня, Мил?» – «Спи уже!» – «Ну правда, любишь? Любила когда-нибудь?» Она помолчала и ответила: «Любила. Сильно любила». – «А сейчас?» – «Сейчас пора спать. Мне на работу в шесть утра». – «Завтра суббота, Мил». – «Значит, на пилатес. Все, целую, пока». Разговор оборвался, и Фому отпустило. Он принял душ, почистил зубы и застелил свежую постель. Приснился Хунбиш. Он гнал отару овец через поле и пел им песню на казахском языке. Одна овца вдруг остановилась, встала на задние копыта и пошагала к озеру. Вода в озере была льдом, и овца заскользила по ровной глади, пока не врезалась во фрагмент Великой Китайской стены. Сверху посыпались камни и завалили овцу. Камнепад устроила Милана; она хихикала, прикрывая рот, как корейская школьница, и приговаривала: «Стой-постой, малец тупой, жди-ка, бди, кушак стяни». Овца превратилась в змею и снова поползла к озеру, но ее поймал Хунбиш и уложил в корзину к другим змеям. Он шептал незнакомые слова и скрежетал зубами.

За завтраком Фоме пришло оповещение – «Света присоединилась к Telegram. Напишите ей». Фома подавился бутербродом, откашлялся и поспешил закрыть приложение. Обычное дело – номером долго не пользуются, и он переходит кому-то другому. Но привет с того света выглядел все равно пугающе, Фоме захотелось разбавить тишину шумом, и он включил телевизор. В новостях болтали о сепаратистах, столкновениях на границах городов, партизанском противостоянии. Фома не верил и половине, выстрелов он не слышал – значит преувеличивают. Но быстрее бы уже разогнали этих бунтарей и открыли границы. Переключил канал и остановился на советских мультиках.

Звонок квартиры пел трелью соловья, но сейчас птица надрывалась, рискуя охрипнуть. На площадке переминался дерганый Аркаша Заруцкий. «Чё надо?!» – «Открывай, мудло!» – «Слыхал про новый химический элемент? Динахуй называется!» – орал Фома через дверь. «Гонишь?! Открывай, говна кусок! Или я сам войду!» Фома взял на кухне нож и стал ждать. Он подозревал, что Аркаша приперся квитаться за парники, – их с Тимой как-то вычислили. Щелкнул замок, дверь открылась. Аркаша ворвался как вихрь, обшарил комнаты, туалет, ванную, балкон. «Сучий потрох!» – выдохнул он и свалился в кресло прямо в мокром кожаном плаще. «Откуда ключ?» – «Братец выдал». – «Сюда давай», – держа нож в правой руке, Фома вытянул левую, но Аркаша сделал жест руками, означающий – хер тебе, а не ключ. «Где она?!» – «Кто?» – «Полина,