Читать книгу - "Ихор - Роман Игнатьев"

– не предавай своих черт, береги добродушность и стереги волков у калитки, эти твари только и ждут, чтобы залезть под кожу и поселиться там навечно». – «Но я жену бил! Разве этим добряк занят?» – «Отчаянная любовь, оно понятно. – И, выпив снова, добавляет: – Любишь ведь? И она тебя любит. Только сбилась; а кто в наше время правду распознать в силах?» Пьют они до утра, трезвеют, и Матвей громит все старушечьи банки-склянки и велит ей пойти в богадельню. Ленка мужа целует и обещает хранить верность, а не то сама на себя руки наложит.

К полудню вычищенный и сверкающий на солнце дилижанс вкатывается на паром.

– Ловко ты обтяпал дельце, – хвалит Клим. – Почему я сразу не догадался, что с нюней всего проще нажраться? Вроде немец – а как наших знаешь.

– Шел бы ты к черту, товарищ Вавилов! – говорит Игорь и заваливается в кабину спать.

Паром отходит от берега, скрежещут железом вагоны, ржут напуганные лошади. Мужик в телогрейке играет на гармошке танцевальную мелодию; подтаивает, что выпало ночью, и в воздухе пахнет весной, хотя до нее ой как далеко. Рита ждет, когда причалят, в груди ее горестно, хоть и понимает, что внесла свою лепту. Марек и Патрик играют в шашки, купленные на блошином развале за писчее перо, оставшееся от прошлого хозяина дилижанса. «Троцкий-то что вещал, когда в Пензе был?» – вдруг спрашивает Клима холеный сухой старичок в пенсне. Осмотрев его придирчиво и подумав, что морда знакомая, Клим сообщает, что сам не видал, но поговаривают, будто Лев Давидович призывал сосредоточить все силы на войне, отменить культурные и увеселительные мероприятия и найти резервы для подавления любых контрсовестких выступлений. «Что ж он еще скажет, – мотает головкой старичок. Затем подходит к Патрику и Мареку, отвлекает от игры, нагло жмет обоим руки. – Поздравляю, юноши, ваша родина отстояла независимость, теперь вы граждане Чехословацкой Республики». Сказав это, он закуривает трубку и пропадает за углом вагона. Рассерженный беспардонностью старика Клим следует за ним, поворачивает туда же, обойдя прогнивший и ржавый вагон, забитый полудохлым скотом, и обнаруживает только пустое место да прогоревшую спичку. Клим бессмысленно выискивает взглядом тело за бортом, но быстро перестает. Просыпается погонщик скота – тучный потный дядька в телогрейке – и говорит: «На буренок-то не засматривайся – все паршивые, помрут». – «Куда ж тащишь их тогда?» – «Белым продам. Пусть травятся». Собранный на английской стороне паром причаливает, раскатисто стукается и замирает. Тоскливо мычит тощая корова.

8

Иногда слепая женщина впадала в транс. Процедуры погружения в прошлое длились часов семь, но набиралось не более пяти страниц, все потому, что Рита частенько вздымала костлявую ладонь и приказывала не записывать. В такие моменты она прощупывала зыбь заболоченных островков памяти, выискивала тропинку и строила твердый маршрут. Ее слова перемешивались, как и языки; Фома вычленил, помимо русского и английского, итальянский, японский и монгольский. На последнем она ругалась и горевала. Навигация в дырявом, изъеденном фантомами прошлом давалась Рите непросто и забирала много сил, и Фоме эти поиски всегда напоминали спиритические сеансы. Память коварна и чересчур заботлива, намерения ее могут подразумевать благостное, но методы сродни методам матери, травящей свою донельзя ослабшую дочь, и все ради того, чтобы она не выпорхнула из-под опеки, оставаясь благодарным чадом до самой смерти.

Фома встретился с Тиктаком в некогда запущенном парке Победы; сейчас здесь велись суетливые работы по благоустройству – укладывали плитку, стригли газон. Грохотала техника, но некоторым, как той даме в ярко-красном пальто, читавшей на скамейке томик Акутагавы, было нипочем. Рабочие торопились, до зимы оставалось всего ничего, и снег мог выпасть когда угодно.

Взбудораженный Тиктак говорил быстро и сбивчиво:

– Дафур согласился. Бой завтра в восемь. Наконец-то поквитаюсь с этой сволочью.

– Чем он тебя так разозлил-то? – спросил Фома.

– Вырубил год назад. Но это не важно. Просьба есть. Моя Юлька мечтает побывать в шанхайском Диснейленде. Мечта, понимаешь? Поэтому поставь это на меня. – Тиктак вынул из кармана конверт. – Ставить на себя запрещено. Выручишь?

Фома посчитал – пятьсот двадцать тысяч. Присвистнул и сунул конверт обратно со словами, что это безумие. Может, и так, кивнул Тиктак, но шанс отличный, тем более он весь год готовился, а Дафур провел два боя, и те выиграл случайно. «Этих денег хватит на любой Диснейленд, вези дочку хоть завтра!» Тиктак закивал, но объяснил, что Юлька растет, что он не может оставаться «выходным папой» и собирается дать ей все, в чем она будет нуждаться. Фома повторил про безумие и спрятал конверт в карман куртки.

На кассе клуба Фома узнал коэффициент – два к девяти. Причем не в пользу его рискового друга. Вынул конверт, покрутил в руках, потер вспотевший лоб. Мальчуган в футболке «Челси» ткнул его в спину, призывая «резче расставаться с баблом». Фома с остервенелой решимостью просунул деньги в окно кассы и рявкнул, перекрикивая музыку: «Все на победу Тиктака!» Пожилой мужик с оспинами на лице сгреб конверт, вытряс банкноты и пересчитал, проверив на подлинность. Глянул на Фому и уточнил: «Все на бойца по прозвищу Тиктак?» – «Точно». – «Все девятьсот тридцать тысяч?» – «Точно!» Мужик пожал плечами, выбил талон с суммой, проставил печать и протянул квиток Фоме. «Удачи желать не стану, не надейся», – сказал он и позвал следующего. Парень в форме с девятым номером и фамилией Мората на спине «загнал пять кусков» на Дафура.

Фома заметил Полину и подошел к ее столику. Полина отпила вина и улыбнулась. «Пришел друга поддержать?» – спросила Полина. Фома кивнул и тоже спросил: «Как свадьба?» – «Ужасно! Жених дубовый, невеста – кукла из секс-шопа! Пришлось их за ручку водить и развлекать, чтобы они хоть как-то раскачались. Зато еда обалденная и бухло приличное». – «Извини, что тогда с Темой отвлекся, ну, когда ты уехала». – «Забей». Она представила Фому подруге. Та ответила, но Фома не запомнил ни имени, ни внешности. «Какие планы?» – тупо поинтересовался он. Полина засмеялась и ответила, что план у нее один – накидаться и проспаться. Перепихнуться – это как получится. Из клубной дымки, словно верный голем, образовался Аркаша Заруцкий и, обняв Полину, облизал ее шею. Она голема оттолкнула и велела не приближаться, пока в ней не окажется как минимум две бутылки шардоне. Аркаша отступил и двинулся в бар за выпивкой. «Ты по пьяни трахаешься с этим кретином?!» – вскипел Фома. «В смысле, бес?» – «Никакой я тебе не бес!» – «Прости, забыла. – Затянулась электронкой и добавила, выдыхая ананасный дым: – Не твое дело, с кем я