Читать книгу - "Арабская жена - Таня Валько"

Гости уходят от нас в три часа утра. Марыся беззаботно посапывает в кресле-качалке, свернувшись на мягкой подушке клубочком, словно кошечка. Мы с Ахмедом переносим ее в кроватку. Ничего не убираем — для этого будет завтрашний день. Зато до утра занимаемся любовью — тихо и неторопливо. В конце концов, именно на ночь прерывается пост…

Последние дни Рамадана — самые скверные. Все уже уставшие, раздраженные, всем надоело поститься, все хотят поскорее вернуться к нормальной жизни. Организм требует возврата к своему обычному ритму. Сейчас легче всего вспыхивают споры и ссоры — нервы натянуты как струны, а воздух, кажется, искрится от напряжения. Поэтому я предпочитаю избегать пока любых контактов с окружающими, особенно с родственниками. Родственники у меня отличные, но иногда их лучше держать на расстоянии.

Мы превосходно продумали и организовали все, что связано с моими поездками на фитнес и в город, и расстояние перестало быть для нас проблемой. У нас с Ахмедом есть мобильные телефоны, дома для меня и Марыси установлено польское спутниковое телевидение, есть и ноутбук, и Интернет. Я продолжаю изучать арабский и подтягивать английский. Может быть, когда-нибудь потом, когда наши с мужем отношения окрепнут, я все-таки смогу пойти на какую-нибудь работу. Я все еще надеюсь на это.

— Дот, как твои дела? — слышу я в телефонной трубке серьезный голос Малики.

— Все в порядке. А что случилось? — Я забываю об этикете и без проволочки перехожу к делу, потому что уже чувствую: происходит что-то скверное.

— Вот так сразу? Нужно сперва справиться о моем здоровье и о наших родственниках, — делает замечание Малика, и я не знаю, шутит она или говорит всерьез.

— Сорри, но ты говоришь таким загробным голосом, что я даже боюсь.

— Что-то мне Мириам не нравится, — поясняет она. — Конечно, эта чертовщина творится с ней уже долгое время, но сейчас, похоже, опять стало хуже. Нужна поддержка, поскольку меня она уже видеть не может. Я почти каждый день ей звоню как сестра, беспокоюсь о ней, не хочу ее ни в чем упрекать, поучать ее тоже не хочу… но она в последнее время перестала брать трубку.

— Неужели она опять виделась с Хамидом и между ними что-то было? — спрашиваю я. — Мне не хочется в это верить!

— Это невозможно. Он так напуган, что готов наделать в штаны, — смеется Малика. — Я ему обрисовала его блестящее будущее в принадлежащей его семье деревеньке посреди пустыни. Именно это его и ждет, если он еще раз хотя бы словом перекинется с моей сестрой.

— Так ему и надо! — Я искренне желаю зла этому человеку. — Что он тебе сказал?

— Спросил, знает ли обо всем Ахмед. Знают ли остальные родственники и соседи…

— Он полагает, что людям не о чем больше говорить, кроме как о его любовных похождениях, — возмущаюсь я.

Рассказываю Малике о нашей случайной встрече на трассе. Ей эта история кажется ужасно забавной, и некоторые моменты она даже просит пересказать еще раз.

— Так что делать с Мириам? — спрашиваю я.

— Может, ты позвонишь ей? Позвони, договорись встретиться, поболтать. Кофе там, пирожные…

— Малика, Рамадан, — напоминаю я.

— Шиш! — ругается она по-арабски. — Ну поговорите для начала на голодный желудок.

— Конечно, нет проблем. Завтра я еду в город на аэробику, а потом два часа у меня свободны. С Ахмедом договорюсь встретиться у мамы.

— Тогда и я туда приду, расскажешь мне о своих впечатлениях. Ох, чтоб только еще хуже не стало, — тревожится Малика. — Мне кажется, ей нужна помощь психолога или даже психиатра, но как женщина в арабской стране может рассказать врачу о своей измене?! Эдак она не в дурдом попадет, а в тюрьму.

Слышу звук разрыва соединения: Малика положила трубку. Вот и весь разговор. А где же прощание по этикету?..

Ахмед рад, что я хочу быть причастной к делам семьи и желаю помочь его сестре.

— Спасибо, любимая, — шепчет он, когда мы утром садимся в машину.

— Я ведь тоже о ней беспокоюсь, — совершенно искренне говорю я.

— Если Аллаху будет угодно, все утрясется.

— Похоже, нам придется немного помочь этому вашему Аллаху.

После фитнеса я ловлю такси и еду к Мириам. Звоню еще раз, чтобы подтвердить, что вот-вот буду. Мне обидно: Мириам, кажется, не очень-то рада предстоящему визиту. Это слышится в ее голосе.

Она встречает меня в дверях и приглашает в гостиную. На столе уже ждет кофе с пирожными.

— Оставь, оставь, сейчас ведь Рамадан. Не буду же я уплетать пирожные у тебя на глазах, — смеюсь я, стараясь создать как можно более приятную атмосферу.

— На меня это не влияет, — тихо, почти шепотом говорит она. — Не стесняйся.

— Как ты? Как тебе живется?

— Хорошо, — машинально отвечает она, стараясь не смотреть мне в глаза.

— А что с работой? Ты говорила о каком-то предложении из нефтяной фирмы.

— Поживем — увидим.

— Дети здоровы? — Чувствуя, что разговор не клеится, начинаю задавать шаблонные вопросы.

— Да, они в порядке.

— Эй, Мириам! — повышаю я голос, уже немного раздражаясь. — Подруга, проснись, посмотри на меня!

— Что тебе нужно, Блонди? — Наконец-то она начала догадываться, что я здесь не просто так.

— Совсем недавно мы с тобой были подругами, разговаривали искренне. Что случилось? Ты же знаешь, что можешь довериться мне. — Я беру ее за руку, но она быстро высвобождает ее.

— Чтобы ты могла отчитаться перед Маликой? Или перед Ахмедом?

— Не оскорбляй меня, черт возьми! Я никогда никому ни о чем не рассказывала — слышишь, ни о чем! — из того, что мне довелось увидеть.

— Замечательно. Значит, сплетни разносятся по воздуху.

— Думаешь, это я распустила слух? — возмущенно восклицаю я, потому что Мириам начинает не на шутку злить меня. — Ты просто подлая! Я от тебя этого не ожидала!

— Я не только подлая, я еще и шлюха, разве ты забыла? — отвечает она, по-прежнему невозмутимо и безжизненно.

— Как-то давно я случайно увидела вас с Хамидом. Здесь, у тебя дома, в этой гостиной. Но я молчала как рыба.

— Ах, так мы играем в шпионов? — Мириам поджимает губы и осуждающе смотрит на меня.

— Ты тогда нечаянно забрала мои кроссовки, а я хотела их найти. Думала, у тебя никого нет дома. Поверь, я не желала быть свидетелем твоей измены.

Наступает неловкая пауза, и я, не зная, что делать с руками, тянусь за пирожным. Нет, так просто я отсюда не уйду. Не удастся ей от меня отделаться!

— Думаешь, я не знаю, что совершила ужасную вещь? — все-таки начинает говорить она. — Я дурно поступила с детьми, с любящим мужем, я принесла бесчестье своим родственникам. — Она прячет лицо в ладонях. — Я всех опозорила. Думаешь, я не осознаю этого?! Но знаешь, что хуже всего? Окажись я снова в том же месте и в тот же час — вела бы себя точно так же. Я должна винить себя за свой поступок, но я… не жалею. Ни о чем не жалею! Это самое лучшее, самое чудесное, что было в моей жизни. — Она принимается плакать — тихо и жалобно. — Разве это не унизительно?