Читать книгу - "Истинная сущность любви: Английская поэзия эпохи королевы Виктории - Уильям Блейк"

руки мои станут как тесьма,

Когда дышать ты тяжко будешь в муке;

Как саван твой – я немощен и наг.

Забвение

Увы! воюет Время против Бед,

Смиряет болью вспомненных утрат,

Даёт за злато скорби гниль и смрад

Раскаянья с забвением вослед.

Носить я должен траур много лет,

Душою вечно должен быть распят,

И мысли, словно волны, бросить в ад

Пустыни моря должен дать обет.

Но жизнь своей игрушкой расписной

Манит меня, как деток, непрестанно,

Простите, что неверен был и зол.

Умру душой, коль в радости хмельной,

Погруженной в забвенье иль обманы

Рассудка, не тебя я предпочёл.

Эрнест Даусон[284]

(1867–1900)

Что есть любовь?

Что Любовь?

Ведь глупость это,

Радость иль тоски примета?

Счастье вновь,

Иль без счёта, иль ни йоты?

Что Любовь?

Хочешь, млей:

Та глупость – сладость,

И тоска в любви, и радость!

Всё есть в ней.

Ей ненастье лучше счастья.

Хочешь, млей!

Спросишь, где

Любовь укрылась?

Иль её познаешь милость

Ты везде?

Коль поймаешь – то взнуздаешь;

Только где?

А весной

Любви почины:

С гор прокладывать в долины

Путь блажной.

После встанет и обманет

Вас весной.

Из сборника «Стихотворения» (1896)

Non sum qualis eram bonae sub regno Cynarae[285]

Ax, прошлой ночью тень меж нашими губами

Легла, Динара[286]! Вздох смешался тихий твой

С лобзаньем и вином, в душе моей – с мольбами;

Я безутешен был и болен страстью старой,

Безрадостен, склонившись головой:

Тебе я верен был, как только мог, Динара!

Я сердцем ощущал, как её сердце билось,

В объятиях любви всю ночь она спала,

В лобзаньях с уст её благоуханье лилось;

Я безутешен был и болен страстью старой,

С унылою зарёй смешалась мгла:

Тебе я верен был, как только мог, Динара!

Динара, я забыл: роз брошенных букеты,

Вдаль унесённых ветром; танцев буйных пыл,

Твоих увядших бледных лилий пустоцветы;

Я безутешен был и болен страстью старой,

Всё время, ибо танец долгим был:

Тебе я верен был, как только мог, Динара!

Просил вино я крепче, музыку – безумней,

Но пир кончается, погас огонь лампад,

Динара, тень твоя в ночи ползёт бесшумней;

Как безутешен я и болен страстью старой,

Да, жажду я уста моих услад:

Тебе я верен был, как только мог, Динара!

Ad Domnulam Suam[287]

Девочка моей души!

Будь моей подольше:

Мы расстанемся в тиши —

Страсть не станет больше.

Я любил тебя, дитя!

Но оставлю вскоре:

И тебе, хоть и грустя,

Не доставлю горе.

Девочку моей души

Полюблю подольше:

Мы расстанемся в тиши —

Страсть не станет больше.

Потемнеет локон твой,

Ты уйдёшь из сказки.

Не сойтись руке с рукой,

И не будет ласки!

Девочка моей души!

Будь дитём подольше:

Мы расстанемся в тиши —

Страсть не станет больше.

Amantium Irae[288]

Когда поблекнет роза,

И минут наши дни,

В стране, где жар и грозы

Не тронут нас в тени,

Ах, будем ли мы вместе

Прошедшее прощать,

И в беспогодном месте

Душою обладать?

Иль в тех местах тенистых

Коснёмся мы рукой

Лугов зелёных, чистых,

Что вспомнили с тоской?

Иль загрустим при встрече

О том, что солнца нет?

Цветы любви далече?

Нет лавров и побед?

Дитя! Ведь мрак небесный

Отправит в Никогда:

Ждёт берег неизвестный

И в трауре суда,

Обет мы завтра дали,

Сегодня – гордость в нас:

Что если им печали

Ссудил вчерашний час?

Ах, гордость мы теряем,

Иль нам она – лакей?

Коль мы наш гнев лобзаем —

Он скорбь прошедших дней.

Пока есть розы сада,

На небе солнце вновь,

Простить нам гордость надо,

Или пройдёт любовь.

Из сборника «Праздничные украшения» (1900)

К потерянной любви

Преодолеть я бездну не стремлюсь

Меж нашими путями;

Молюсь я тщетно днями,

Мертва надежда; грусть

В твоих глазах усталых, я сдаюсь.

На ясность звёзд я даже не смотрел;

Мечтал беспечно,

Что в жизнь страсть – навечно;

Но, милая, – теперь созрел,

Быть близкими, увы, не наш удел.

Я знал, конец был близок пред концом:

Так звёзды были ясны;

И я вздыхал напрасно,

Наверное, о том,

Что, как к другим – к нам не придёт потом.

Томас Гарди[289]

(1840–1928)

Из сборника «Стихотворения прошлые и настоящие» (1903)

In Tenebris[290]

«Percussus sum sicut foenum,

et aruit cor meum»[291]

Стуж близок час;

Моя боль утраты

Мне будет расплатой:

Гибнем лишь раз.

Листья летят;

Мне этой разлуки

Прошедшие муки

Не навредят.

Птиц губит страх;

Мне прежнюю силу

Морозом схватило,

Словно во льдах.

Мёрзлый листок;

Но