Читать книгу - "Стеклобой - Михаил Перловский"

Синие фигурки все еще маячили у ворот.

— Не сработало, следующая станция — гуты! — сквозь зубы сказал Семен и дернул гудок еще раз. — Да бегите же, придурки.

Паровоз, как сорвавшийся с поводка пес, раскачиваясь и визжа, несся на ворота.

Они вырвали обитую железом створку ворот, и та упала на землю, подняв фонтан стеклянной пыли, покрывавшей все вокруг. Паровоз полетел по территории завода, мимо вагонеток на запасных путях, мимо крытых стеклянных галерей и переходов, складов и подъемных кранов. На них, как айсберг, надвигался горбатый ангар седьмого цеха, на железнодорожной развилке одинокая фигурка в синем орудовала ломом возле стрелки.

— Вот и подъезжаем. Бояре, а мы к вам пришли, — Семен еще раз дернул веревку гудка, и синяя фигурка шарахнулась в сторону. — А ты упорный, бывший мэр Дмитрий Романов, или жить тебе надоело?

Семен крутанул вентиль ручного тормоза, раздался дикий скрежет, паровоз, словно набычившись, накренился всем телом вперед.

— Лишь бы сдюжил железный, — совиные глаза Семена смотрели вперед на надвигающиеся ворота ангара. — Надеюсь, друг твой стол уже накрыл. Ложись, там отбойник с песком!

Семен резко нырнул вниз, прикрыл голову руками и уперся ногами в котел.

Раздался глухой удар, Романова яростно бросило вперед, еще один удар, кабину захлестнул обжигающий пар, с диким скрежетом что-то разорвалось наверху, паровоз закрутило, а затем невесомая сила легко вытащила Романова из кабины, он взлетел в воздух, махнул отчаянно руками и упал во что-то мягкое.

Он съехал с кучи колкой серой массы. Шихта — вспомнил Романов красивое слово. Тело гудело, но боли не чувствовалось. Паровоз полулежал под углом, уткнувшись в отбойник, как большой издыхающий зверь. Постепенно стихая, как его последний крик, звучал гудок. Оседали клубы взметнувшегося песка, неподалеку валялись разбитые бревна одной из избушек.

На зубах скрипел песок, глаза жгло, все кругом скрывалось в пару и дыму.

— Макс! — громко крикнул Романов, и эхо тут же обрушилось на него. — Макс!

Со скрипом отворилась дверь кабины. Семен, цепляясь за перила лестницы, спустился с паровоза и упал на четвереньки.

Романов бросился к одной из избушек и едва не налетел на испуганного Беган-Богацкого с железным ящиком, который тот тащил на вытянутых руках.

— Вввы зачем?! Вввы что?! — старик оттеснил его, оглядывая паровоз и оседающие клубы песка и оторопело добавил: — Вы уничтожаете музейные экспонаты! — он ошеломленно посмотрел на Романова.

Романов с ужасом увидел знак «взрывоопасно» на крышке ящика и попытался перехватить его из рук старика. «Дайте сюда, нельзя взрывать, я понял», — хотел закричать Романов, но голос не слушался, вместо крика раздавалось сипение.

— Да какие взрывы, вы ничего не понимаете, мы меняем план. Я знаю, где ваше здание, — раздраженно пробурчал старик, — а от вас одни разрушения, Максим уже в курсе, сейчас мы пойдем…

— Черт тебя подери, — раздался крик откуда-то сверху, — чего тебя сюда принесло?! — это был голос Макса, и он звучал очень зло. — Уходи немедленно, у тебя всего минута! Степан Богданович, быстро внутрь, это приказ! Эти кретины разнесли ворота. Синие очень будут здесь!

Беган-Богацкий кивнул, поставил ящик за вагонетку и послушно нырнул в ближайшую избушку. Романов крутил головой, пытаясь отыскать Макса.

— Ты где? — заорал он и заметил, как Семен, пошатываясь, встал, какое-то время вглядывался в закопченные фермы наверху, а затем со звериной ловкостью полез вверх по ржавой лестнице.

— Митя, какого хрена ты стоишь, давай левее, к стене! Закрой дверь в эту чертову избу, тебя разорвет! — послышался голос Макса.

— Это то самое здание, нельзя взрывать! — в никуда закричал Романов.

— Прекрати истерику и уходи, — голос Макса звучал раскатисто, — тридцать секунд, или воссоединишься со своим пожилым другом в райском саду.

Романов наконец заметил белый халат в погрузочной люльке за лестницей. Сзади, шатаясь, к Максу подбирался Семен, держа в руке обрезок трубы.

За спиной Романова послышался нарастающий топот ног, гулкая пустота подхватила его, многократно усиливая.

— Макс! — закричал он.

— Идиот, — услышал Романов над самым ухом, и тут же увидел самый яркий свет в своей жизни.

А потом черное одеяло из тысячи раскаленных гвоздей обняло его за плечи.