Читать книгу - "Озеро Радости - Виктор Мартинович"

До первой получки она видела себя эдакой королевой автозаправки, которая бойко регулирует логистику потока шампуней, памперсов. Блондинок она превращает в шатенок, шатенок — в рыженьких, а любого мнительного седеющего ловеласа способна сделать мужчиной в расцвете сил, чернявые волосы которого отливают фиолетовым.

Но оказалось, что когда человек приходит за шампунем, краской для волос, лаком для ногтей (не говоря уже о таких интимных вещах, как мыло, мочалка или крем-гель для душа, трогающих его, человека, бренное, бледное и такое голое под душевой струей тело), — так вот, в этот момент человек (особенно житель заводского района, чья нервная система подорвана алкоголизмом — своим собственным либо алкоголизмом соседа) застенчив. Он не настроен болтать с девушкой-продавщицей. Он не настроен выяснять про чистящие свойства щетинок зубной пасты. Он прячет глаза и краснеет. Он весь превращается в собственные руки — дающие деньги и принимающие пакетик со средствами гигиены. Работала бы Яся в винно-водочном, расположенном в соседнем доме, и ее социальная сеть вспыхнула бы новыми знакомцами — отставными оперными певцами, семиотиками архитектуры, отсидевшими министрами торговли БССР, сценаристами несмешных кинокомедий и смешных кинодрам. Но в этот универсам девочка забегает лишь иногда — выпить в кафетерии молочный коктейль, пенностью своею соревнующийся со средством для бритья «Nivea». Так что в справочнике ее мобильного телефона остается всего шесть номеров, три из которых относятся к городам, в которые ей не вернуться, один — вечно временно недоступен, на два других она не позвонит никогда.

* * *

— Вот тут налево, на Машерова! — Яся нетерпеливо хлопает ладошкой по охристой приборной панели, пытающейся выдать себя за карельскую березу, но это не карельская береза, это — пластмасса. Девочка сидит в белом китайском джипе Костика. Оказывается, китайцы делают машины под названием «Chery». В слове «вишенка», как и полагается китайскому английскому, сделана ошибка. На логотипе «Chery» — зашифрованное слово «сад», привет Чехову из Аньхоя. Автомобили начали собирать в Беларуси, чтобы накрыть ими российский рынок, но Россия вовремя раскусила китайцев и ввела на пластмассовые китайские вишенки пошлину, что мгновенно переполнило рынок союзной Беларуси дешевыми джипами. Поэтому сейчас на автомобилях «Chery» ездят сотрудники органов юстиции, а также чиновники, пожарные, милиционеры и прочие люди с небольшим легальным доходом, но большими легальными полномочиями.

— На Машерова? — морщится Костик. — Машерова же теперь возле площади Победы. Переименовали!

— Да? Я не знала, — хлопает ресницами Яся. — Я же в Москве была!

На самом деле, астрологи убрали имя являвшегося в ее сны белорусского советского чиновника с центрального минского проспекта еще до отъезда Яси в Москву. Причем сделали это по необъявленным звездным причинам. Но Яся заметила, что Костик робеет перед ее московским опытом — одного упоминания о том, что она «только что из Москвы», оказалось достаточно, чтобы он начал смотреть на нее слегка подобострастно.

— Так что ты там делала все-таки?

— По клубам ходила, — туманно отвечает Яся. Чем меньше деталей ты выдаешь о темных и зачастую постыдных делах, в которые был вовлечен за границей, тем большим уважением пользуешься среди земляков. Спросите об этом у Одиссея, царя Итаки, мужа Пенелопы.

— А что ж вернулась?

В Минске есть три главных вопроса: «Чего уехал?», «Почему вернулся?» и «Как, ты еще здесь?». В Москве, кстати, тоже. Правильный ответ на все эти три вопроса — один:

— Надоело.

— Ты бы сказала, куда мы едем — меньше бы кругов нарезали! — пыхтит Костик. Он тоже играет роль, с которой пытается справиться. Статус московской экспатки делает Ясю достойной этой роли. Человек, уезжающий из Минска, — крут. Человек, возвращающийся в Минск, после того как преуспел в Москве (а все возвращающиеся всегда делают вид, что преуспевали там, откуда бежали; спросите у Одиссея, царя Итаки, мужа Пенелопы), — еще круче. Что до роли Костика, то он только что сел за руль своей первой машины и чувствует себя очень неуверенно, рассекая по центральной полосе проспекта Победителей. Но Котя пытается скрыть неуверенность за залихватским видом опытного водителя, постоянно влетая под ограничения скорости и становясь в полосы, откуда можно только разворачиваться.

— Прямо, — обрывает его Яся.

— Еще дальше? Там же выезд из города! Ты в Гродно собралась?

— Рули, не выпендривайся!

За время, прошедшее с последней встречи, их манера общаться поменялась. Потомок Габсбургов, прижимаемый собственными ошибками в вождении, тих и неуверен в себе. Девушка же, напротив, самодостаточна и саркастична. До выезда на трассу они успели перекинуться несколькими репликами, в ходе которых Костик рассказал, что у него теперь свое адвокатское бюро. Про папу — первого заместителя министра юстиции он больше не упоминает, всячески выпячивая местоимение «я» и собственный статус self-made. Просматривая новостные ленты за своим уставленным шампунями компьютером, девушка убедилась, что это такая новая минская мода. Дети хозяев жизни, бывающих в гостях у Ясиного биологического отца, получившие соску с баблом и парничок из налоговых льгот для своих комнатных бизнес-экспериментов, через полгода начинают представлять себя Уорренами Баффетами, старательно не замечая автоматчиков, стоящих по бокам их денежных заповедничков.

Еще Костик отпустил бородку и слегка похудел, однако характерные мешки под глазами и общая одутловатость намекают на то, что похудение достигнуто благодаря переходу от пива к более крепким напиткам. Он стал меньше похож на Портоса и как будто уже сделал первый шаг к тому, чтобы через пятнадцать лет превратиться в Атоса. Умного слегка горчащей мудростью разочарованного в добродетелях человека.

— Тут направо и под мост, — распоряжается девочка.

Костик делает неуклюжий маневр, ему сигналят, и он шарахается обратно на свою полосу. Его бледный лобик взмок.

— Тарасово начинается, — комментирует он. — Район резиденций. Как бы нас тут не это. Не того. Не задержали!

— Все правильно, — соглашается Янка, — Тарасово. Давай на эту аллею. И до упора.

— Так тут же кирпич! — боится Костик.

— Все правильно. Кирпич, — смеется Янка. — Чтобы абы кто не ездил!

Первый снежок, засыпавший землю нарядной белой манкой, растаял еще вчера. На улице темно и сыро, как в ванной комнате, в которой перегорела лампочка. С потолка то сыплется, то льется, и хочется зажечь свет, залезть в горячую воду и напустить туда пены. Но до снегопадов еще далеко.

— У входа остановись, — приказывает девочка, кивая на гостевую стоянку возле высокого забора.

Костик оценивает размеры постройки, возвышающей над туями, и подбирает слово: дворец? замок?

— А что ты делаешь в этой хоромине? — На его лице версии: «Работаю уборщицей», «Работаю бэби-ситтером», «Моя подружка моет тут посуду».

— Живу, — пожимает плечами девочка.